Фирменные люди

Любимова Юлия

Из-за этой «тараканьей войны» в школу мы шли по утрам как на каторгу. Так продолжалось два года – четвертый и пятый класс. Потом стараниями родителей нам дали другого классного руководителя. Мы не поинтересовались, что будет с беднягой Пастиком, просто все свободно вздохнули. Хуже и противнее него мог быть только Франкенштейн.

Через несколько лет после окончания школы, побывав на школьном вечере, я с грустью наблюдала все тот же надоевший до чертей советский формат – выходящих рядами, как на допрос, выпускников, развешенные по стенкам надувные шары и учительниц в белых

кружевных кофточках и строгих, но уже измятых юбках из дешевого материала.

Одни вышедшие на авансцену выпускники гордо рассказывали, что женаты и имеют свой бизнес, другие, веселя шумный зал, путались в цифрах, пытаясь подсчитать количество собственных детей, а некоторым сказать было нечего, и, сконфузившись, они передавали микрофон другим.

Тогда я узнала, что Пастика наконец дисквалифицировали или, проще говоря, выперли. Эта новость не могла оставить равнодушной бывших учеников – все мы возбужденно пересказывали ее друг другу. Кто-то предложил:

– А почему нельзя было начать встречу выпускников нашего класса с этого заявления? А что? Выходит молоденькая директриса и ясным голоском, не скрывая волнения, ведь она и сама когда-то училась здесь, говорит: «Прошло двадцать лет! Должно было пройти целых двадцать (пауза) лет – и мы это сделали!.. (Длинная пауза.) Мы уволили Пастика... Выперли его к чертям собачьим!» Представляете, какие будут аплодисменты?

Мы дружно захлопали.

Вот если бы так можно было разобраться и у нас на фирме...

Глава 3

Я продолжала встречаться с Артемом. Мы, что называется, приглядывались и, как мне казалось, нравились друг другу, но если разобраться, дружбой наши отношения нельзя было назвать.

Иногда я получала по электронке от него послания, порой он названивал по несколько раз в день и долго и подробно рассказывал о своих бывших возлюбленных, считая, видимо, что мне это очень интересно. Он ныл часами, давая понять, что опустошен расставаниями и изменами и боится нового разочарования.

Слушая его, я приходила к выводу, что мой приятель – настоящий бабник, в самом прямом смысле этого слова. Он все время находился в поиске – встречался, очаровывался, завоевывал, разочаровывался... Ну как тут бедняге было не опустошиться душевно? Бабник – это диагноз.

Артем с упоением и азартом охотился не только за сладостным сиюминутным наслаждением, но и за интересным, а порой и нужным общением, ловил на себе восхищенные взгляды, получал комплименты, влюблял в себя, разбивал сердца несчаст–ным, а потом быстренько сматывался. Он вечно любовался собой и требовал восхищения от окружающих.

В его синих, доверчиво распахнутых и незамутненных душевными муками глазах я читала томительное ожидание чуда, словно он вот-вот должен был получить сказочное наследство и разбогатеть.

Порой мне даже казалось, что он общается со мной не по-приятельски и не как с любимой, а как со случайным попутчиком в зале ожидания аэропорта или вокзала.

В выходные мы пару раз сходили на каток и разок, по моей инициативе, в кино на чрезвычайно чувствительный и тревожный фильм Бернардо Бертолуччи «Ускользающая красота». Я словно завороженная смотрела историю юной американки в исполнении восхитительной Лив Тайлер, отправившейся в Италию, чтобы найти разгадку непонятной записи

в оставленном матерью дневнике и встретиться с мужчиной, который четыре года назад подарил ей первый в ее жизни поцелуй.

Артему картина не понравилась.

– Может, и ничего было бы, – сказал он, когда мы вместе с толпой выходили из зала, – да актриса страшная, как атомная война.

Я не нашлась, что ответить, и наша дискуссия о мировом кинематографе умерла, так и не начавшись.

По дороге домой мы молчали, каждый думал о своем. Чтобы разорвать тягостное молчание и мучаясь мыслью, как он мог сказать такое про Лив Тайлер, я спросила:

– Ты не можешь простить главной героине того, что она отвергла холеного красавца и выбрала простого деревенского парня?

Артем зыркнул на меня синими глазищами.

– Да она просто лохушка, если влюбилась в такую деревню, – злобно ответил он и так посмотрел, что мне подумалось, а не проецирует ли он понятие «лохушка» на меня.

Мне знаком этот обличительный взгляд человека, который хотел сделать на тебя ставку, а потом передумал. Возможно, решил, что я старомодна и воспитана на мечтательной белиберде, да при этом совсем не красотка.

Да, я это знаю. И нос у меня длинноват, и шея и руки небезупречны. Но скорее всего причина была в том, что я не та девушка, которая смогла бы изменить жизнь Артема в лучшую сторону, сделать для него что-то неожиданное, что он, наверное, от меня ожидает. Только, я думаю, он и сам толком не знает, что именно ему нужно.

Мне иногда кажется, что мужчины, выбирая себе спутницу жизни, словно идут на ощупь по узкому коридору, где вдоль стен выстроились женщины: молоденькие и постарше, высокие и миниатюрные, симпатичные и страшненькие – на любой вкус. Но коридор забыли осветить, усложнив тем самым задачу выбора, поэтому молодые люди путаются как в тумане, надеясь найти свой идеал.

В конечном итоге выбор их бывает случаен, интуитивен и не аргументирован – иногда подходит первая встречная. Мужчины любят разглагольствовать о женских достоинствах и недостатках, не замечая у себя бревно в глазу и совсем не понимая женщин, хотя выбор в конечном итоге остается за ними.

Мы, женщины, ожидая принца на белом коне, порой соглашаемся на такое... Лишь бы не пил да не бил, а что жизни нет, так это не одна я такая...

Несмотря на наше с Артемом разногласие по поводу оценки фильма, мы в тот же вечер предались любви. «Ускользающая красота» разбудила наши чувства и желания, и это произошло как бы закономерно.

Как и следовало ожидать, на следующий день он пропал и две недели не звонил и не отвечал на мои электронные послания.

Наконец я получила от него странное письмо: «Я согласен. Купи мне на Новый год мониторчик “Acer AL2016Ws, 20”».

Ничего не понимая, я ответила: «А где ваше „здрасьте“, синьор?»

Через несколько минут раздался телефонный звонок, и пропавший дружок расстроенным голосом объяснил, что письмо предназначалось не мне и отправил он его по ошибке. Даже не давая себе труда принести извинения за столь долгое отсутствие, Артем стал что-то мямлить про какую-то ссору с какой-то неизвестной мне Катей.

– Сочувствую, – отрезала я сухо. – Ты что, у нее на содержании?

– Скажешь тоже. Просто ей нравится делать мне дорогие подарки.