Фирсов Русские флотоводцы
Шрифт:
Корнилов на белом коне, в мундире, ежедневно объезжал все участки оборонительной линии, следил hi работами, указывал на недостатки, обращал внимание на главное.
18 сентября на Северной стороне Севастополя показалась, наконец, армия Меншикова. По требованию Корнилова в состав севастопольского гарнизона были включены три пехотных полка и две легкие артиллерийские батареи. За три недели с 15 сентября по 5 октября было выстроено более двадцати батарей, и артиллерийское вооружение укреплений возросло до 340 орудий. Неприятель все эти дни готовился к штурму, надеясь на успех.
По усиленным приготовлениям в лагере врагов
Наступило 5 октября 1854 года — «день крещения Севастополя огнем и железом». С рассветом заговорили сотни орудий, разгорелась ожесточенная артиллерийская дуэль. Корнилов и Нахимов с первыми же выстрелами прибыли на оборонительную линию. Корнилов в мундире поскакал на четвертый бастион, против которого враг направил главный удар. Под шквальным огнем Корнилов подходил к каждому орудию, общался с солдатами и матросами, пояснял им задачи, поднимал их боевой дух. На пятом бастионе матросы и солдаты горячо встретили Корнилова, а когда он уехал, солдаты восхищенно проговорили: «Вот так генерал, отец родной, а не генерал».
Спустя три часа после начала артиллерийского поединка огнем русских батарей был взорван пороховой погреб французов. Вскоре замолчали все французские батареи. Жарко было у Истомина. Около 11 часов дня Корнилов прибыл к нему на третий бастион. Несмотря на большие потери, защитники бастиона сражались мужественно и отважно. С третьего бастиона под огнем неприятеля Корнилов направился на Малахов курган, где шла ожесточенная перестрелка. До полудня оставалось полчаса. На Малаховом кургане его встретило громкое матросское «Ура!». Обращаясь к экипажу, Корнилов ответил:
— Будем кричать «Ура!», когда собьем английские батареи.
Град неприятельских снарядов осыпал укрепления, батареи, блиндажи Малахова кургана. Подбодрив защитников, дав советы Истомину, Корнилов направился к лошади, собираясь ехать к Бутырскому полку в Ушакову балку. В этот момент он был сражен вражеским ядром. Несколько офицеров бросились к нему, подняли его на руки. «Отстаивайте же Севастополь!» — проговорил Корнилов.
Смертельно раненного адмирала отвезли в госпиталь. В полном сознании расставаясь с жизнью, Корнилов, не унывая, достойно встретил последний час.
— Я счастлив, что умираю за отечество и царя, — сказал он забежавшему проститься гардемарину Новосильцеву, брату жены.
Быстро оформив подорожную, Новосильцев заехал в госпиталь в ту минуту, когда лейтенант Львов привез с Малахова кургана радостную весть — «Батареи англичан сбиты».
Лицо Корнилова преобразилось, он приподнялся:
— Ура! Ура!
Это были его последние заветные слова, и через несколько минут его не стало.
«Вечером 6 октября были похороны адмирала Корнилова, — вспоминал очевидец. — Мало мне приходилось видеть подобных похорон. Плакали не только офицеры... плакали чужие, плакали угрюмые матро-< ы, плакали и те, которым слеза была незнакома с пеленок».
Лев Толстой уподобил Корнилова «Герою Древней Греции», а его боевой товарищ Павел Нахимов, узнав »> кончине сподвижника, произнес:
— Он умер как герой.
Павел Нахимов
звестно,
ему выпало совершить вместе с дюжиной товарищей первое заграничное плавание на бриге «Феникс».
За четыре месяца бриг побывал у берегов Швеции, и Стокгольме, Карлскроне, в Копенгагене. Уже в ту пору Нахимов выделялся среди товарищей морской имучкой.
«Тогда уже между всеми нами, — вспоминал его однокашник Александр Рыкачев, — Нахимов заметен fu.ui необыкновенной преданностью и любовью к морскому делу и тогда усердие, или, лучше сказать, рвение к исполнению своей службы, во всем, что касается морского ремесла, доходило в нем до фанатизма».
После кампании на море Нахимов успешно выдержал экзамены и в пятнадцать лет 9 февраля 1818 года был произведен в мичманы. Первые две кампании он плавал в Финском заливе на тендере «Янус». В 1821 году Нахимова переводят в 23-й флотский экипаж, и в его составе сухим путем он марширует в Архангельск. Там экипаж участвует в постройке судов. Со стапелей недавно спущен на воду «Крейсер», где служит приятель Нахимова, Михаил Бестужев, который потом вспоминал: «Время быстро летело в дружеских беседах с ним, в занятиях по службе и приятных развлечениях, какими был так обилен в то время Архангельск...» Бестужев отправился на «Крейсере» в Кронштадт, а Нахимов опять вместе с экипажем маршировал по суше в тот же Кронштадт.
Весной 1822 года капитан 2-го ранга М. Лазарев подбирал экипаж на фрегат «Крейсер» для кругосветного плавания. Наметанный глаз опытного морехода среди сотен офицеров в Кронштадте примечал самых одаренных, среди них оказался и Павел Нахимов. Попасть под его начало почиталось за честь. —Вот как отмечал М. Рейнека: «Я помню, когда знаменитому моряку Михаилу Петровичу Лазареву, назначенному командовать фрегатом. «Крейсер», представлено было право выбора офицеров и он предложил Нахимову служить у него, с каким восторгом Нахимов согласился. Он считал за верх счастья службу в числе офи церов фрегата «Крейсер», который тогда по всей справедливости был признан товарищами и моряка ми вообще за образец совершенства военного судна».