Фишки нА стол !

Федотов Николай Николаевич

Почерпнув сии ценные сведения, Хусаинов почему-то подумал, что стоит для начала поговорить с сестрой и матерью Дрожжина, которые жили отдельно от него, а потом уже навестить самого секретного военнослужащего. Опер попытался зазвать с собою участкового, но тот, минуту назад травивший байки, сослался на страшную занятость и мгновенно зарылся в бумаги, точно варанчик в песок. Пришлось идти одному.

В доме Хусаинов застал чисто женскую компанию: Екатерину, ее мать и некую родственницу, называемую Верой. Еще на лестнице опер услышал их голоса, все трое не то

спорили, не то ссорились, не то просто эмоционально беседовали. Беседа с опером вышла не менее эмоциональной. Для начала ему пришлось около получаса успокаивать всех троих, объясняя, что никто из них ничего не натворил, что он пришел только поговорить. Сообщение о смерти Фотиева вызвало новую бурю эмоций. Как понял Хусаинов, это было для них новостью.

Несколько успокоив женщин, Хусаинов попробовал приступить к допросу.

— Когда вы познакомились с гражданином Фотиевым Павлом Сергеевичем?

— Ваш Фотиев — подлец, каких свет не видел! — взвилась Екатерина. Мерзавец! И вы еще спрашиваете! Зачем вы пришли? Ему мало, что бросил меня как последнюю шлюху!?

— Да что же это такое!? — подскочила Вера. — Как вы смеете обзывать Катю такими словами? Я вот пожалуюсь вашему начальству.

Мать Екатерины тоже стала протестовать, но ее уже не было слышно. Хусаинов с трудом уговорил женщин сесть и продолжить беседу.

— Вы знаете, что Фотиев был убит два дня назад?

— Я сама хотела покончить с жизнью! Что теперь моя жизнь? Образования не будет, семьи не будет… — Екатерина пустила слезу.

— Простите, вы, кажется, не осознали. Фотиев убит. Я расследую преступление, и мне необходимо знать…

— Давно пора! Таких подлецов давить надо!

— Вам что-нибудь известно об убийстве?

— Известно… Теперь всем известно о моем позоре. Все пальцем показывали: "Вот, ее бросили" В общежитии все друг о друге знают. Кто может выдержать такой позор! Вам не понять! Вы можете только неприятности людям устраивать!

Последовала новаю буря возмущения со стороны родственников. Хусаинов попробовал перейти к другой теме.

— Скажите, ваш брат Николай знал Фотиева?

— Мой брат — настоящий мужчина. Он бы женщину не бросил. Он благородный и никогда не совершит такую подлость! А ваш Фотиев… Мне даже эту фамилию противно произносить! Все они, в Москве, такие! Им только одного надо.

— Так ваш брат знал убитого?

— Что мой брат знает — это военная тайна. У него служба секретная. И вы с вашим Фотиевым ничего ему не сделаете! Руки коротки!

Хусаинов вздохнул и перешел к вопросам о знакомых Фотиева.

— Скажите, с какими людьми Павел поддерживал отношения, вы ведь встречались с его знакомыми?

— Зачем вам его знакомые, если он уже умер? Чем это поможет?

— Вы понимаете, мне нужно установить все связи потерпевшего, чтобы определить, кто мог ему угрожать, какие отношения могли привести…

— Так зачем же вы спрашиваете о пашиных друзьях, если интересуетесь его врагами? Вы хотите свалить убийство на его друзей? Объявить хороших людей преступниками! Да вы…

— Послушайте, зачем сразу

такие выводы? В обязанности следствия входит установить все обстоятельства дела. Так вы знали, с кем он поддерживал отношения? Видели, кто приходил к нему в комнату?

— У него и комнаты-то не было! Его все время пытались выселить. Ему просто невозможно было жить. Ни посидеть негде, ни встретиться. Почему человек не имеет права на собственную комнату? Кто придумал такие законы? Сами довели его до смерти, а теперь еще хотите, до его друзей добраться.

Остальное бабье вновь обрушило на опера кучу упреков. Промучавшись еще с полчаса подобным образом, Хусаинов решил завязывать. Для себя он понял, что о смерти Фотиева Дрожжина до сего времени не знала, и мыслей своих скрывать не умела.

С облегчением расставшись с нервными дамами и получив в спину еще десяток упреков, Хусаинов направился к дому Николая Дрожжина, который жил отдельно.

Складывалась вполне правдоподобная версия. Николай Дрожжин, обидевшись за сестру, прирезал подлеца-любовника. Пока из всех проходящих по делу он имел наиболее веский мотив. В армии же, возможно, приобрел привычку убивать.

Поднимаясь в квартиру Дрожжина, Хусаинов на всякий случай переложил пистолет в боковой карман пиджака.

Дверь распахнулась сразу после звонка. На пороге стоял невысокий небритый парень в майке и мятых спортивных штанах. Он хмуро посмотрел на сыщика и неожиданно спросил:

— Документы есть?

Хусаинов разозлился. Этот деятель будет еще права качать! Он, нависнув над Николаем, резко взял его за плечо и втолкнул в квартиру.

— Сейчас я тебе покажу документы!

В следующую секунду Хусаинов обнаружил, что лежит, упираясь лицом в пол, а к его затылку прижат ствол его же собственного пистолета. Сыщик непроизвольно рванулся, но правую руку прострелило мгновенной невыносимой болью. Дрожжин вывернул руку еще сильнее и коротко, без всякого выражения, приказал:

— Замри.

— Вот за это ты сядешь. Я сотрудник милиции! — иногда удавалось взять на испуг.

Дрожжин куда-то убрал пистолет и быстро обшарил карманы поверженного соперника, вытащив удостоверение.

— "Хусаинов Марат Ахметович, капитан милиции, состоит в должности старшего оперуполномоченного УР"… Какое отделение?

Хусаинов ответил.

— Должность?

— Зам по розыску.

Дрожжин ощутимо напрягся.

— Не совпадает.

— Ксиве уже три года. Новую не получал.

Через несколько секунд Дрожжин резко поднялся, отпустил опера и шагнул к телефону. Приподнявшись, Хусаинов отметил, что пистолет направлен ему в солнечное сплетение. Грамотно, черт возьми!

С тем же хмуро-равнодушым выражением лица, с которым он открыл дверь, хозяин квартиры быстро накрутил номер. Опер попытался определить его на слух, но неудачно. Дрожжину наконец ответили. Однако вместо нормальной речи он понес совершенную абракадабру.

— Алло, это К-25-24-15. У меня скандинав и плюс семь. Хусаинов Марат Ахметович, Москва-шесть… Есть, жду. — Дрожжин положил трубку.