Физрук-9: назад в СССР
Шрифт:
— Светлая память герою, — говорит Философ, подливая спивающемуся ветерану.
— Эге, кажется наш доктор Айболит идет! — говорит художник, показывая рюмкой в сторону входа.
Там и в самом деле стоит Голубев, озирая зал. К нему подходит метрдотель. Выслушивает и ведет в сторону стола, за которым расположились философ, художник и поэт.
— Привет, всей честной компании! — говорит он, усаживаясь на свободное место. — Смотрю, коньячок уважаете.
— Столичный гость угощает, отчего не выпить, — усмехается Головкин.
— Ну и я угощаю, —
Диктует ему заказ.
— Как твой пациент? — спрашивает его Философ.
— В порядке, — отвечает эскулап. — Да он и сам скоро сюда придет.
— Ты рехнулся, что ли? — спрашивает его Философ, наклоняясь к самому уху толстяка. — Ты представляешь, что здесь начнется, как только он сюда войдет?
— Спорим на бутылку коньяку, что ничего не будет?
— Да окстись ты! Это же чистое безумие! Там на крыльце дружки Генриха Соммера толкутся! Они же его в клочья порвут!
От автора:
30–31 мая 1838 у кавказского побережья гибнет русская эскадры. Есть чем заняться попаданцам. Но за все нужно платить. Даже за спасение людей. https://author.today/reader/380027
Глава 25
Философ невольно смотрит в том же направлении. И не верит своим глазам. К ним действительно идет человек-оса. Инсектоморф во всей красе — стучит нижними конечностями по паркету ресторанного пола, колышутся крылья, прикрывающие приподнятое брюшко, наподобие плаща, поблескивает фасетками по сторонам. Он обходит танцующих, даже задевает их краешками крыльев, скрипит извинения. И никто ни из посетителей ресторана, ни метрдотель, ни бармен, ни официанты не обращают на него внимания.
— Здравствуйте! — здоровается он, быстро-быстро чиркая средней парой лапок по насечкам. — Тельма еще не вернулась?
— А что, разве она должна прийти? — удивляется Философ. — Я не видел ее со вчерашней ночи.
— Да, сейчас, наверное, придет, — говорит врач.
— Я должен представиться, товарищи! — бормочет, вновь раскисший Корабельников. — Прошу любить и жаловать… Роман Григорьевич Корабельников, поэт-баснописец, член союза писателей ЭССР…
— Мы уже знакомы, — отвечает ему Голубев.
— Ах да!.. Ты же здешний эскулап. Лечишь насекомых на дому… Только ведь это вранье, Эрнест… Какое там лечение? Они здоровее всех нас… Впрочем, простите, я вынужден временно отлучиться…
Баснописец встает, раскачиваясь словно корабль в бурю, устремляется к выходу, который ему далеко не сразу удается найти. Врач, художник и философ сочувственно наблюдают, как ветеран блуждает между столиками, путаясь в собственных ногах. Наконец, к нему подскакивает Михаил — одноногий официант, обнимает как родного и бережно спроваживает в вестибюль.
— Жаль нашего героя, — ворчит врач. — А ведь какой был бравый офицер! Я помню, когда он приехал в наш город после Победы. Мы, мальчишки, за ним косяком ходили.
— Был офицером, — поддакивает Философ, — а стал законченным алкоголиком…Присядьте,
Человек-оса садится, с непостижимой ловкостью располагая на стуле свое гибкое насекомье тулово. Художник, который, похоже, тоже не видит в новом соседе по столику ничего необычного тут же наливает ему коньяку. «Тонкий» вполне человеческим, небрежным жестом берет рюмку, покачивает ее, будто взвешивая, и снова ставит на стол. Остальные с удовольствием выпивают. Философ устает удивляться. Ну не замечают остальные, что рядом с ними запросто восседает исполинская оса, ну и черт с ними!
Тем более, что в обеденном зале вскоре появляется Тельма. Она вызывающе одета и нарочито вульгарно накрашена. По залу прокатывается шепоток — недовольный женский и сдержанно-одобрительный мужской. Посетители гадают, к какому столику направляется эта отчаянная красотка? Один из официантов, верно угадав траекторию ее движения, берет свободный стул и приставляет к столу, за которым сидят трое мужчин и один инсектоморф. Однако присесть ей не удается.
— Надеюсь, вы не забыли? — спрашивает ее «тонкий».
— Да-да, сейчас принесу… — говорит она и лицо ее принимает торжественное выражение, застыв, словно лик на старинной иконе. — Граф, дай мне ключ от номера, я сейчас вернусь.
Философ вытаскивает ключ и протягивает его девушке. Тельма быстрыми шагами направляется обратно к выходу. Ни врач, ни художник не придают этой сценке ни малейшего значения. Они о чем-то беседуют вполголоса, не забывая наливать и чокаться. У Философа то ли от усталости, то ли от выпивки, а скорее всего — от того и другого сразу возникает ощущение, что ресторан затянут паутиной, в которой люди запутались как мухи и только бессмысленно жужжат крылышками. И только они, с инсектоморфом остаются свободными.
«Ну вот, сидит, пялится, фасеточными глазищами… — думает Философ с отвращением, пополам с изумлением. — И пахнет от него разрыхленной землею и одновременно — чем-то сладким… Нектаром, что ли… Мог ли я подумать, что когда-нибудь буду сидеть с человеком-осой, да еще в ресторане за одним столиком? А может в этом и заключена истинная суть „Процесса“? Сделать нас ближе, терпимее друг к другу… Да нет, чушь… Зачем это разумным насекомым?.. Все что им нужно, это получить решающий перевес в эволюционной гонке… Для этого они станут подделываться под кого угодно, хоть — под черта лысого…»
— Позвольте узнать, как ваше здоровье? — спрашивает он.
Инсектоморф молча смотрит на него, словно размышляя, стоит ли отвечать. Наконец, его лапки стремительно начинают скрести по брюшку:
— Пока удовлетворительно… — слышится Философу его собственный голос. — Кстати, вы хотели задать мне какие-то вопросы. Сейчас — самое время.
Чтобы сосредоточиться, Философ крутит головой, надеясь таким образом развеять спиртовые пары под черепом. Получается плохо, поэтому он спрашивает наугад: