Флаг на грот-мачте
Шрифт:
И горн вдруг чисто и властно пропел сигнал общего сбора. Раз! Другой!
Белые рубашки и алые косынки замелькали меж стволов, вытягиваясь в шеренги.
– Становись! Становись!
– командовали звеньевые.
– Равняй строй!
На крыльце уже стоял Володя. Все замерло в саду. Все глаза смотрели на вожатого.
– Отряд!
– протяжно скомандовал Володя.
– На вынос знамени смирно! Равнение на знамя!
Полсотни ребячьих лиц обращено к крыльцу. Звеньевые вскинули руки, отдавая салют. Ударил барабан. В распахнутых
Когда вышли на улицу и построились в колонну, Володя забежал вперед. Ребята шагали по шесть человек в шеренге, почти во всю ширину улицы. Качались ровные ряды красных косынок. С правого фланга каждого звена полоскались треугольные вымпелы на посохах звеньевых.
– Старый барабанщик! Старый барабанщик!
– выговаривал барабан.
– Трам-та дра-там! Трам-та дра-там!
– хрипло трубил горн. Нет, не испортил Петька марша.
Останавливались прохожие на тротуарах, пропуская стройную колонну, и долго провожали ее глазами. Стая босоногой малышни пристроилась сзади, старательно вышагивая в такт барабану. Когда проходили мимо комсомольского клуба "Молодая гвардия", в нем распахнулись окна и раздались возгласы:
– Юным пионерам ура!
– Первому городскому ура!
– кричали комсомольцы и махали кепками, перевешиваясь через подоконники.
Встречный трамвай зазвонил было, но тут же оборвал трезвон, остановился, пропуская отряд. Из вагонных окон махали руками. По улице Свободы навстречу шла колонна красноармейцев. У каждого под левой рукой был сверток, видно, в баню шагали. Молодой командир с кубиками на воротнике, забегая вперед и оглядываясь, скомандовал:
– Смирно! Равнение на знамя!
Он вскинул ладонь к островерхому буденовскому шлему, отдавая честь их отрядному знамени.
В эту минуту Никита увидел на тротуаре отца. Отец стоял в толпе прохожих и, подавшись вперед, смотрел, как идет отряд. Когда сын поравнялся с ним, улыбнулся, приветственно поднял руку и негромко сказал:
– Молодца! Ай, молодца!
И Никите показалось, что это в нем самом где-то внутри у самого горла звонко трубит горн:
– Трам-та-дра-там! Трам-та-дра-там! Трам-та-дра-та-тат-та-там!
Глава 18
ЖИВОЕ КИНО
В клубе заканчивались последние приготовления. Под громкие крики Женьки Павлова, руководителя драмкружка, ребята таскали фанерные щиты с нарисованными горами и домами.
– Куда Везувий тащите! Неаполь на первый план! Давай! Подымай! Левее. Опускай! Да не туда! Еще левее. От бестолочь!
Никита дождался, когда Карпа с Ленькой освободились и спрыгнули со сцены в зал.
– Ну что ты мнешься?
– спросил Карпа.
– Давай выкладывай. Я же тебя насквозь вижу.
Ленька подозрительно посмотрел сначала на Карпу, потом на Никиту.
– Я Эрну позвал на живое кино, - сказал Никита.
– Зря!
– сказал Ленька.
– Видно,
– Знаешь что...
– сказал Никита и отвернулся.
Но тут вмешался Карпа:
– Ладно, чего там! Надо ее активней привлекать к нашей работе.
Потом он набросился на Леньку:
– По-твоему, искусство - это что? Так, для развлечения? Искусство перевоспитывает. Нужно всех бойскаутов на наши постановки приглашать...
Ленька презрительно хохотнул:
– Посмотрят твою рыжую башку на сцене, ахнут и сразу перевоспитаются. Особенно когда ты попа играешь.
Никита вспомнил, как Карпа, передавая испуг попа перед штыком красноармейца, оттягивает приставную бороду, закрепленную на резинке, и обнажает круглый гладкий подбородок. Это всегда вызывало шумный восторг зрителей.
– Приводи, обязательно приводи, - суетился Карпа.
– Она девочка ничего, только задается.
– Приводи, раз обещал, - согласился Ленька.
– Ладно, я на вас места займу.
* * *
Несмотря на то, что погода к вечеру испортилась - моросил мелкий холодный дождь, окна в комсомольском клубе были открыты настежь.
Никита с Эрной вошли в маленький зал и оказались в плотной толпе. С последнего ряда от стены ему замахал Ленька. Никита схватил Эрну за руку и стал протискиваться к нему.
– Вы бы еще через час явились, - ворчал Ленька. Поработав плечами, он раздвинул немного своих соседей, стал к стене и буркнул Эрне:
– Садись!
– Кавалер нашелся!
– возразил было парень, которого бесцеремонно оттолкнул Ленька. Он взглянул на втиснувшуюся рядом Эрну, и выгоревшие его брови полезли на лоб.
– Ух ты!
– выдохнул он. По мере того как взгляд его скользил по воротничку летнего пальто и розовой кофточке, кокетливо украшенной черным бантиком, брови парня возвращались на прежнее место.
– Ты из какой же ячейки? Что-то я раньше тебя не встречал.
Эрна беспомощно обернулась к Никите. В это время за пестрым занавесом прогремел мощный удар. Это били молотком по подвешенному листу железа. Рокот в зале оборвался.
– Вот так отвесили!
– восхищенно воскликнул парень и повернулся к сцене.
Перед занавесом в расстегнутой на груди синей блузе, с рукой, выброшенной вперед, стоял Женька Павлов. Никто не заметил, когда руководитель драмкружка появился перед зрителями. Казалось, он возник мгновенно по удару гонга.
– Братва!
– сказал Женька, и его сильный голос целиком заполнил маленький зал.
– Сейчас вы увидите новый вид искусства. Мы покажем вам живое кино. Имена авторов и артистов мы не объявляем.
– Почему?
– спросил кто-то из зала.
– Искусство нужно для народа, для вас и для нас, а не для прославления отдельных личностей, занимающихся искусством. Сцена и зрительный зал не должны делиться на актеров и зрителей. Мы все участники представления.