Флагелляция в светской жизни
Шрифт:
переводила взгляд то на отца, то снова на строгую даму, — я не поняла?
— Помолчи, — одёрнула её женщина, — сейчас всё поймёшь, и даже прочувствуешь, обещаю. Улыбка, которой дама подкрепила свои слова, бросила Машу в дрожь, в ней было 101 % уверенности в себе.
Взяв под локоток ошарашенную таким заявлением, девочку, женщина направилась в комнату. При предварительной встрече с родителями Марии, детали предстоящей встречи были оговорены и согласованы. Дело предстояло, мягко скажем, щепетильное, мама и папа Маши долго не могли решиться на это, пока на одном из "родительских" и-нэт форумов им не порекомендовали
Ненасильственные методы и попытки повлиять "по-хорошему" успехов не принесли. Решение воспользоваться услугами профессионального дисциплинатора далось им нелегко, обнаруженные у девочки в кармане таблетки не оставили родителям выбора. — Жена попросила разрешения не участвовать, — виновато произнёс отец, она пока сходит к подруге, у них возникли дела.
— Я не против, так, пожалуй, будет даже лучше. Мы с Марией пообщаемся сами, — согласилась дама, — так сказать, "тет-а-тет".
— Комната в вашем распоряжении, Валерия Николаевна, — если что, я на кухне. Развернувшись на 180 градусов, отец покинул комнату, оставив дочь в распоряжении женщины.
Дама, которую, как поняла Маша, звали, Валерия Николаевна, придирчиво осмотрела обстановку комнаты, потом перевела свой взор на девочку.
— М… да, начнём. Как меня зовут, ты уже знаешь, значит, представляться мне нет нужды. Я дисциплинатор, меня пригласили твои родители, для проведения сеанса общения с трудным подростком — с тобой, с последующим наказанием, которое тебе назначили родители за твои проступки.
— Какое наказание? — Девочка встала, — да я вообще щяс вам такой скандал закачу, вы тут охренеете все.
— Сидеть, — властный голос дисциплинаторши ударил как бичом, — закрой рот, и делай, что велят. И не зли меня, будет только хуже. Научись отвечать за свои поступки. Жаль, что ты не у меня в офисе, ну да ладно, — женщина оглянулась, — вот, это вполне подойдёт, — сказала Валерия Николаевна, выдвигая мягкое, невысокое кресло на середину комнаты. Маша заметила лёгкость, с которой женщина передвинула тяжёлую на её взгляд, мебелину, силёнки этой тётке было явно не занимать.
— Сейчас ты будешь выполнять все мои распоряжении, быстро, и без пререканий, неповиновения я не потерплю. — Стань сюда, — Валерия Николаевна подвела Машу к креслу со стороны спинки, — наклонись, руки сюда, вниз. Маша неохотно, слабо понимая, что и зачем делает, наклонилась. Женщина быстро, с завидной сноровкой связала ей руки плотной полосой эластичного бинта, привязав их к ножкам кресла, тем самым перегнув Машу через спинку кресла сзади.
— Сейчас ноги зафиксируем, — проговорила Валерия Андреевна, привязывая щиколотки девочки к задним ножкам кресла, — и можно начинать.
— Что начинать, что вы вообще со мной делаете. Я сейчас закричу! — Маша почти плакала.
— Обязательно закричишь, и не раз, — обнадёжили девочку. Родители поручили мне наказать тебя, высечь.
— Неет… Вы врёте! — полный сюрреализм ситуации оглушил девочку.
— Сейчас сама всё узнаешь, ты себя просто невозможно вела в последнее время, пользуясь мягкостью папы и мамы. Я помогу твоим родителям, я в этом специалист, поверь. Валерия Николаевна стянула спортивные домашние штанишки вместе с трусиками
Женщина щёлкнув пультом, включила стоящий в комнате телевизор, выбрала музыкальный канал, добавила звук. "Кричать бесполезно, подумала девочка, никто меня не услышит".
В чорном тубусе оказались длинные прутья, розги. Вытянув одну из них, дисциплинаторша резко секанула ей по воздуху. Сняла жакет, оставшись в белой рубашке, подошла к зафиксированной жертве, погладив прутом по попке.
— Запомни этот момент, Мария, у тебя начинается новый этап, раз… — прут со свистом рассёк воздух, впился в Машину попу. Поначалу девочка ничего не поняла, а потом пришла жгучая боль, по попе полыхнуло огнём.
— Два, три, — хлёсткие удары падали на попку, девочка задёргалась, выступили слёзы.
— Перестаньте, вы за это ответите! Я в милицию сообщу! — женщина никак не отреагировала на угрозу, методично продолжая наказание.
— Осталось ещё семнадцать ударов, четыре, пять… Но, я могу добавить, добавить?
— Не надо, — Маше совсем не хотелось испытывать свою попку на прочность, она и так, вся горела огнём.
На десятом ударе Валерия Николаевна сделала перерыв, перейдя на другую сторону.
— Простите меня, не надо больше, — попросила девочка, — я не выдержу.
— Выдержишь, двадцать, это немного. Вот недавно я секла одну из жен, богатого, восточного коммерсанта, вот там было немало, три по двадцать.
Девочку пришлось увозить, а тебе что, пару дней попка поболит, и всё, зато сразу послушной девочкой станешь.
За разговорами дисциплинаторша не забывала своё дело, розга раз за разом, размеренно ложилась на попку Марии, заставляя жертву стонать и всхлипывать.
— Девятнадцать, двадцать, всё, наказание завершено. Потерпи, я обработаю твою попу специальным гелем, следов не останется, боль пройдёт через два-три дня. — Выдавив на пальцы немного геля из тюбика, женщина втёрла препарат в повреждённые участки ягодиц. Отвязав Машу, Валерия Николаевна с лёгкостью вернула кресло на прежнее место.
— Минутку внимания, — обратилась она к девочке, — Ты, я надеюсь, поняла, что теперь за плохое поведение придётся отвечать?
— Да, — прошептала Маша, — попа горела, что делало слова этой жестокой женщины очень понятными.
— А теперь, в ванную, и отдыхать. За завтра всё утихнет, и к понедельнику ты сможешь сидеть.
Девочка кое-как натянула трусики, затем штанишки и осторожно, стараясь беречь выпоротую попку, прошла в ванную. Дама уложила свои принадлежности, и тоже направилась к выходу, её работа завершена.
— Как она? — В прихожей ждал отец девочки.
— Отлично, мне кажется, мои услуги вам потребуются ещё очень нескоро, — ответила женщина. Следов и повреждений на коже не останется, не волнуйтесь. Будет нужда в моих услугах, привозите дочь ко мне, в офис, в экстренных случаях, вызывайте на дом. — Отец промолчал.
— До свиданья, — Валерия Николаевна протянула мужчине руку.
— До свиданья.
Женщина ушла, отец тихо присел на тумбочку в прихожей, не сделал ли он ошибку, эта мысль не давала ему покоя. В ванной комнате тихо плакала Маша, не, сколько от боли, сколько от обиды и сознания того, что, в её жизни произошли необратимые перемены.