Фламандские легенды

Де Костер Шарль Теодор Анри

В то время как он предавался своим тягостным мыслям, кузница неожиданно наполнилась отвратительным смрадом и уйма вшей облепила пол, потолок, наковальни, молоты, брусья, мехи, а также Сметсе и подмастерьев, у которых потемнело в глазах, ибо этих вшей было такое великое множество, что всю кузницу будто заволокло облаком, дымом или плотным туманом.

И раздался чей-то скорбный, но повелительный голос:

— Пойдем, Сметсе, семь лет уже истекли!

Сметсе и его помощники оглянулись в ту сторону, откуда послышался голос, и с трудом различили во вшивом тумане человека, который шел им навстречу. На голове у него красовалась королевская корона, на плечах — парчовая мантия. Но под мантией он был совершенно наг, и на груди у него темнели четыре большущих гнойника,

соединявшихся в одну рану. Из этой-то раны исходило зловоние, отравлявшее воздух, и с нее-то ползли полчища вшей. На правой ноге был у него пятый гнойник — самый паскудный, самый грязный и вонючий. Лицо у этого человека было белое, волосы каштановые, борода рыжая, губы слегка выпячены, рот чуть приоткрыт. В его серых глазах можно было прочитать скуку, зависть, коварство, лицемерие, жестокость, лютую злобу.

Подмастерья постарше, взглянув на него, закричали громовым голосом:

— Сметсе, здесь кровавый король, берегись!

— Горлопаны, — воскликнул кузнец, — потише! Молчите и благоговейте! Шапки долой перед величайшим королем, какого только видел свет, перед Филиппом Вторым [25] королем Кастилии, Леона и Арагона, графом Фландрским, герцогом Бургундским и Брабантским, пфальцграфом Голландским и Зеландским, славнейшим государем среди славных, величайшим среди великих, победоноснейшим среди победоносных! Государь, — прибавил Сметсе, обращаясь к дьяволу, — вы оказали мне неслыханную честь, явившись сюда, чтобы отвести меня в ад, но» я, простой ничтожный кузнец, осмелюсь обратить внимание вашего королевского и пфальц-графского величества на то, что час договора еще не пробил. Посему, буде на то ваше соизволение, я еще проведу на земле тот малый срок, что остался мне жить.

— Согласен, — отвечал дьявол.

Но кузнец, казалось, не мог оторвать от дьявола глаз и с огорченным видом все качал головой, повторяя:

— Ай-ай-ай! вот так мучения! вот беда-то какая! — и при этом глубоко вздыхал.

— Что у тебя болит? — спросил дьявол.

— Ничего не болит, государь, но сердце у меня щемит, когда я погляжу, сколь сурово покарал вас господь бог, что вы даже в аду хвораете той самой болезнью, от которой скончались! Вот жалость-то какая! Тяжко видеть такого великого государя, каким были вы, и — снедаемого вшами, пожираемого гнойниками!

— Плевал я на твою жалость, — отвечал дьявол.

— Государь, — продолжал Сметсе, — благоволите правильно понять меня. Я не обучался красно говорить, но все же смею сострадать вашим царственным мучениям, тем паче, что сам я болел вашей болезнью, и вы можете, ваше величество, еще и поныне найти ее страшные следы на моей коже.

И, обнажив свою грудь, Сметсе показал дьяволу рубцы от ран, которые ему нанесли предатели-испанцы, когда он сражался против них на море вместе с зеландцами.

— Но мне кажется, что ты совсем излечился, кузнец! — сказал дьявол-король. — Ты вправду был так же болен, как я?

— В точности, государь, — отвечал Сметсе, — я был всего лишь куском гниющего заживо мяса; как и вы, я был вонючим, тухлым, смердящим; завидев меня, все спасались бегством, как и от вас; меня пожирали вши, как и вас; но то, чего не смог сделать для вас знаменитейший врач Олиас из Мадрида, сделал для меня простой плотник.

Тут дьявол-король навострил уши.

— А где живет этот плотник и как его зовут?

— Живет он на небе, и зовут его святой Иосиф.

— И этот великий святой совершил чудо и явился тебе?

— Да, государь!

— За какие же добродетели удостоился ты столь редкостной и великой милости?

— Государь, у меня нет никаких добродетелей, достойных какой-либо особой милости; но я страдал, горячо верил, смиренно молился моему благословенному покровителю, святому Иосифу, и он снизошел ко мне и помог.

— Ну, расскажи мне, кузнец, как все это было!

— Государь, — и Сметсе показал на мешок, — поглядите сюда, вот мое лекарство!

— Этот мешок? — удивился дьявол.

— Да, государь! Но благоволите взглянуть со вниманием, из какой ткани сделан этот мешок! Вы разве не видите,

что это совсем необычная ткань? Ах, нам, простым смертным, не каждый день доводится видеть такую ткань, — продолжал Сметсе, приходя, казалось, все в больший восторг. — Это ткань не земная, а небесная: ее сработали из конопли, которая произрастает в раю. Святой Иосиф посадил ее вокруг древа жизни, а потом повелел собрать ее и соткать мешковину для мешка под бобы, которые едят ангелы в пост.

— Но как же этот мешок попал к тебе?

— О государь, чудом! Однажды вечером я лежал в постели, язвы причиняли мне невыносимую муку, и каждую минуту мне угрожала смерть. Я слышал, как рыдает жена, как соседи мои и подмастерья — многие из них и сейчас здесь — читают надо мною отходную. Тело мое терзала боль, душу — отчаяние. И все же я — в который раз! — снова помолился своему благословенному покровителю и дал ему клятву, что если он вызволит меня из беды, я поставлю ему в Сен-Бавонском аббатстве такую огромную свечу, на какую понадобится сала не меньше, чем от двадцати баранов. И молитвы мои были услышаны, государь! Над моей головой в потолке вдруг разверзлась дыра: из нее полился яркий свет, и вся комната наполнилась дивным благоуханием. Из дыры спустился мешок, а за ним — человек в белом одеянии. Человек этот прошел по воздуху до моей постели, сбросил с меня одеяло, мигом сунул меня в мешок и завязал вокруг моей шеи завязки. Ну, слушайте же, какое случилось чудо! едва я попал в небесный мешок, как меня согрело отрадное тепло, язвы мои закрылись, и все вши со страшным треском сразу подохли. А человек в белом, улыбаясь, рассказал мне о ткани, сотканной в раю, о бобах, которые ангелы едят в пост. И закончил свою речь так: «Береги это лекарство! Тебе ниспослал его святой Иосиф. Тот, кто к нему прибегнет, исцелится от любой хвори и спасется на веки вечные, если только не продал свою душу дьяволу». И, сказав это, он исчез. Но добрый вестник не обманул меня: небесным мешком излечил я моего подмастерья Тоона от золотухи, Пира — от лихорадки, Долфа — от цинги, Хендрика — от бронхита и еще человек двадцать; все они обязаны мне жизнью.

Сметсе умолк, а дьявол-король, видно, крепко задумался. Вдруг он поднял глаза к небу и набожно сложил руки; потом, исступленно крестясь, упал на колени, принялся колотить себя в грудь и начал молиться, жалобно всхлипывая:

— О святой Иосиф, кроткий владыка, блаженный угодник божий, безгрешный супруг непорочной девы Марии! Ты сподобил этого кузнеца исцелиться от хвори, ты спас бы и душу его на веки вечные, не продай он ее дьяволу. Но я, несчастный король, молю тебя, сподоби меня исцелиться и спаси мою душу, как пожелал ты это сделать для кузнеца. Ты ведь знаешь, кроткий владыка, я отдал всю свою жизнь, всего себя, свое достояние и достояние своих подданных делу защиты нашей святой религии; как подобает истому католику, я ненавидел свободу исповедовать иное вероучение, нежели то, что нам предписано; я сражался с этой свободой, рубил людям головы, сжигал их на кострах, закапывал в землю живьем; я уберег от язвы реформатства Брабант, Фландрию, Артуа, Ганнегау, Валансьен, Лилль, Дуэ, Орши, Намюр, Турнэ, Турнэзис, Мехельн и другие подвластные мне провинции. И вот, несмотря на все это, я брошен в адский огонь и беспрестанно терплю невыносимые муки от язв, разъедающих мое тело, и от вшей, пожирающих его. Неужто ты не исцелишь меня, не спасешь мою душу? Ведь это в твоей власти, Иосиф! О, ты сотворишь чудо для короля-страдальца, как сотворил чудо для кузнеца! Тогда я попаду в рай и буду там славить тебя и превозносить до скончания веков. Спаси меня, святой Иосиф, спаси меня! Аминь!

И дьявол-король, осеняя себя крестом, колотя себя в грудь, бормоча беспрерывно «Отче наш», поднялся с колен и сказал:

— Сажай меня в мешок, кузнец!

Что Сметсе ловко и сделал. Он засунул дьявола в мешок, оставив снаружи лишь голову, крепко завязал вокруг шеи веревку и посадил его на наковальню.

Тут все подмастерья захохотали и захлопали в ладоши, потешаясь над этим зрелищем.

— Кузнец, эти фламандцы смеются надо мной? — спросил дьявол.

— Да, ваше величество!