Фланкер
Шрифт:
Летучий Орел тотчас подумал о доне Мариано, который, вероятно, мог бы объяснить ему важность таинственной находки. Повертев ее в руках, он решился спрятать ее за пазуху и быстрым шагом направился к костру, где, вероятно, ожидал найти мексиканца.
— Отец мой уезжает? — спросил краснокожий.
— Да, — ответил дон Мариано, — я рад, что увидел вас перед отъездом, вождь, я хочу поблагодарить вас за дружеское гостеприимство.
Индеец поклонился.
— Отец мой может разобрать писание бледнолицых, не так ли? — продолжал он. — У белых большие знания, мой отец
Дон Мариано с удивлением поглядел на команча.
— Что вы хотите сказать? — спросил он его.
— Наши отцы, индейцы, научили нас переносить на звериные шкуры, специально для того приготовленные, любопытные события, происходившие с нами в нашем племени в старинные времена; бледнолицые все знают: у них есть великие лекарства и свое писание.
— Конечно, у нас есть книги, в которых, посредством условных знаков, мы записываем историю племен и даже мысли людей.
— Хорошо, — радостно сказал вождь, — отец мой должен знать эти знаки — голова его уже седа.
— Я действительно знаю их: эта наука очень легка. Но на что же она нужна вам?
Летучий Орел отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он, — не мне, но, может быть, другим.
— Я не понимаю вас, вождь, будьте так добры, объяснитесь скорее, я хочу удалиться, прежде чем этот человек очнется.
Индеец поглядел в ту сторону, где лежал раненый.
— Он откроет глаза не ранее, чем через час, — заметил он, — Летучий Орел может говорить с отцом.
Невольно дону Мариано захотелось узнать, что индеец собирается передать ему; он решился подождать и сделал индейцу знак, чтобы тот говорил.
Вождь заговорил важным тоном:
— Пусть отец мой слушает. Летучий Орел не старая баба-болтунья, он известный вождь. Все слова, вылетающие из его груди, внушены ему Вакондой. Летучий Орел любит бледнолицых за то, что они были добры к нему и во многих случаях оказали ему важные услуги. После битвы вождь внимательно осмотрел место сражения. На том месте, где упал человек, которого отец мой перенес сюда, Летучий
Орел нашел сумку с несколькими такими письменами. Индеец поглядел на них, но ничего не понял, потому что Ваконда затмил глаза краснокожих густым облаком, которое мешает им подражать белым. Однако вождь, решив, что, может быть, эта странная сумка, бесполезная для него, будет нужна моему отцу или кому-нибудь из его друзей, спрятал ее на своей груди и поспешил к отцу, чтобы вручить ему ее. Вот она, — добавил индеец, вынимая из-за пазухи бумажник и подавая его дону Мариано. — Возьми его, отец мой, может, ты поймешь, что в нем.
Хотя поступок краснокожего был самым естественным и этот бумажник со всем его содержимым нисколько не должен был смущать дворянина, однако тот взял его из рук вождя с тайным содроганием.
Индеец скрестил на груди руки и ждал, довольный своим поступком.
Дон Мариано рассеянно рассматривал бумажник — из черной шагреневой кожи, очень простой, без всяких украшений; это была явно необходимая вещь, но никак не роскошная. Бумажник был набит бумагами и заперт на маленькую серебряную застежку. Осмотр, начатый сперва
Прочитав эти слова, которые открыли ему имя владельца этой веши, дон Мариано с удивлением устремил долгий взгляд на брата, все еще лежавшего без чувств, и, помимо своей воли, так крепко сжал руку, в которой держал бумажник, что застежка его отскочила и несколько бумаг выскользнули на траву.
Бермудес быстро наклонился, собрал их и подал своему господину. Тот тотчас стал вкладывать их в бумажник, но Бермудес смело удержал его руку.
— Это Бог посылает вам способ узнать всю правду, — сказал он, — не пренебрегайте же представляющимся случаем, чтобы позднее не раскаяться в этом.
— Насильно узнать тайны моего брата… — с отвращением прошептал дон Мариано.
— Нет, — твердо возразил Бермудес, — но узнать, как он овладел вашими — вспомните, ваша милость, причину нашего путешествия.
— Но если я ошибался, и он не виноват?..
— Тем лучше! В этом случае вы приобретете доказательства.
— Ты подговариваешь меня на дурное дело, я не имею права поступить так!
— Ну, тогда я — ничтожный слуга, поступки которого не имеют особой важности в ваших делах, — я беру это право на себя, ваша милость.
И, говоря это, он быстро выхватил бумажник из рук господина.
— Несчастный! — воскликнул дон Мариано. — Остановись! Что ты хочешь делать?
— Спасти, может быть, ту, которую вы любите, потому что сами вы не смеете этого сделать.
— Пусть отец мой оставит своего раба, — заметил индеец. — Его наставляет Ваконда.-
Дон Мариано не решился упорствовать дольше — тем более, что невольно какое-то безотчетное чувство говорило ему, что ошибался он, а Бермудес поступал, как и должно. Слуга спокойно открыл бумажник, нисколько не заботясь о неблаговидности своего поступка.
— Ого! — воскликнул он вдруг. — Не сказал ли я вам, что это Бог вручает вам доказательства, которых вы столько времени ищете. Читайте, читайте! И, если возможно, усомнитесь еще в том, что увидят ваши глаза, и продолжайте еще не верить в вероломство вашего брата и в его гнусную измену-
Дон Мариано схватил бумагу с лихорадочным движением и быстро пробежал ее глазами. Прочитав две-три бумаги, он остановился, поднял глаза к небу и закрыл лицо ладонями с выражением глубочайшей печали.
— О! Брат мой! Брат мой! — проговорил он в отчаянии.
— Мужайтесь! — сказал ему тихо Бермудес.
— Довольно! — воскликнул дон Мариано. — Час правосудия настал!
В нем мгновенно произошла странная перемена; тихий и кроткий за несколько минут до этого, он вдруг преобразился: глаза его искрились, на лице появилась внушительная строгость, он даже будто немного вырос.
— Довольно пустых опасений и уверток, — сказал он. — Пора действовать.
Потом он повернулся к Летучему Орлу.
— Что, этот человек опасно ранен? — спросил он его.