Фланкер
Шрифт:
— Что же еще могу я сделать?
—Лучше уж было оставить меня умирать в яме, в которую вы, кстати, также помогали сажать меня, чем вынуть из нее для того, чтобы осудить на голодную смерть в прериях, сделать жертвой хищных зверей или пленником краснокожих. Я слаб и безоружен. Пистолет, оставленный мне вашими жестокими товарищами, никуда не годен.
— Справедливо, — проворчал Вольная Пуля и, опустив голову на грудь, глубоко задумался.
Дон Эстебан беспокойно следил глазами за выражением лица охотника.
— Вы правы, — проговорил наконец старый охотник, — без оружия вы пропали.
— Вы
— Я не предвидел этого, — ответил охотник, качая головой.
— Это значит, что если бы вы предвидели, то оставили бы меня умирать?
— Может быть!
Ответ этот, как молотом, ударил по сердцу дона Эстебана; он устремил зловещий взгляд на охотника.
— Вы говорите недоброе дело, — заметил он.
— Что же я могу вам ответить? — возразил охотник. — По моему мнению вы были приговорены справедливо. Я должен был бы дать исполниться правосудию, но я не дал — и, может быть, был не прав. Теперь, хладнокровно обдумывая этот вопрос, сознавая, что вы справедливо требуете оружия, что вы непременно должны его иметь — и для вашей личной безопасности, и для вашего пропитания, — я боюсь дать вам его.
Во время этого ответа дон Эстебан поднялся, сел возле охотника и стал играть своим разряженным пистолетом, делая вид, будто слушает его очень внимательно.
— Почему так? — спросил он.
— Да по очень простой причине: я знаю вас очень давно, вам известно это, дон Эстебан, знаю, что вы не такой человек, который забыл бы обиду. Я убежден, что если я вооружу вас, вы будете думать только о мщении, а вот этого-то я и хочу избежать.
— И для этого вы видите только единственное средство, — воскликнул мексиканец, злобно рассмеявшись, — а именно: позволить мне умереть с голоду!
— Вы меня не понимаете: правда, я не хочу давать вам оружие, но в то же время не хочу оставить неоконченной услугу, оказанную вам.
— Гм! Каким же образом вы хотите достичь желаемого результата? Любопытно было бы узнать.
— Я провожу вас до границы прерий, оберегая вас во время путешествия от всех опасностей; это, кажется, очень просто?
— Очень просто, в самом деле. Придя туда, я покупаю оружие и возвращаюсь сюда мстить.
— Нет, нет!
— Как же так?
— А так, что вы поклянетесь мне вашей честью навсегда забыть ненависть к вашим врагам и никогда больше не возвратитесь в прерии.
— А если я не захочу дать вам этой клятвы?
— Тогда я вас покину, и поскольку это случится уже по вашей вине, то я буду считать себя полностью рассчитавшимся с вами.
— О!.. Но прежде чем я соглашусь на ваше суровое предложение, хотелось бы узнать, как мы будем путешествовать: отсюда до поселений не близко, я же не в состоянии идти туда пешком.
— Об этом не беспокойтесь; я оставил своего коня в нескольких шагах отсюда, в кустах подле Рубио. Вы поедете на нем до тех пор, пока я не достану себе другого, а сам я пойду пешком — мы, охотники, пешие не отстаем от всадника.
— Что делать! Видно, придется уж согласиться с вами.
— Это самое верное для вас. Итак, вы согласны дать мне клятву?
— Ничего иного мне не остается… Но что это делается в тех кустах? — воскликнул
— Где? — спросил охотник.
— Да вон там, — ответил дон Эстебан, указывая на густые заросли кустарника.
Охотник живо повернул голову в указанном мексиканцем направлении. Тот не стал терять времени: схватив свой пистолет за дуло, он со всей силы ударил им по черепу охотника. Удар был нанесен с такой быстротой и силой, что Вольная Пуля вытянул руки, закрыл глаза и с тяжелым стоном упал на землю.
Дон Эстебан посмотрел на него с презрением и удовлетворенной ненавистью:
— Глупец! — прошептал он, толкнув его ногой. — Нужно было предлагать эти нелепые условия до моего спасения. Теперь уже поздно. Я свободен и отомщу!
Сказав это, он наклонился к охотнику, забрал все его оружие и покинул его, даже не потрудившись посмотреть — мертв охотник или ранен.
— Ты, проклятая собака, — добавил он, — или умрешь с голоду, или будешь растерзан хищными зверями. Я же ничего теперь не боюсь: в моих руках средство к мщению!
И негодяй быстрым шагом ушел с поляны искать лошадь Вольной Пули.
ГЛАВА XXII. Лагерь
Мексиканцы прибыли в лагерь несколько ранее восхода солнца. Во время их отсутствия люди, оставшиеся охранять лагерь, никем не были обеспокоены. Дон Мариано нетерпеливо ждал их возвращения и, завидев издали, выехал к ним навстречу. Верный Прицел встретился с ним хотя и дружески, но очень сухо.
Охотник был убежден, что исполнил свой долг, осудив дона Эстебана, но был огорчен ответственностью, возложенной на него в этом деле. В душе он боялся упреков дона Мариано, ожидая, что, взглянув на дело теперь, когда прошла первая горячность, тот вознегодует на них и проклянет за смерть брата. Он приготовился отвечать на воображаемые вопросы дона Мариано, и при виде его печальное лицо охотника совершенно нахмурилось.
Но Верный Прицел обманулся: ни один упрек, ни один вопрос по поводу суда не сорвался с языка дона Мариано.
Охотник украдкой поглядел на него раз, другой; дон Мариано был печален, но лицо его оставалось спокойным. Они продолжали ехать рядом.
Верный Прицел покачал головой.
— Он что-то замышляет, — прошептал он про себя.
Как только въехали в лагерь, проход загородили, дон Мигель назначил караульных и потом обратился к Верному Прицелу и дону Мариано.
— До восхода солнца осталось еще два часа, — сказал он им, — не угодно ли будет вам войти в мою палатку?
Они оба поклонились.
Перед входом в палатку дон Мигель приказал опустить носилки и с помощью охотника вошел внутрь вместе с доном Мариано.
Изнутри палатка была очень просто убрана: в одном ее углу стоял герметически закрытый паланкин, в противоположном углу была навалена куча мехов, предназначенная, очевидно, для постели; четыре-пять бизоньих черепов заменяли стулья.
Дон Мигель опустился на меха, предложив своим спутникам занять места на черепах. Когда они уселись, дон Мигель начал.