Флердоранж — аромат траура
Шрифт:
— Когда клуб был продан? — спросил Никита.
— По документам ровно через полтора месяца после того, как… — Обухов хмыкнул. — В середине августа прошлого года. Быстро акционеры собственностью распорядились. Просто моментально.
— И на наследство никто не претендовал?
— А не было никаких наследников, Никита. Этот «Бо-33» продали фактически с молотка.
— А персонал?
— Это отдельный разговор. Это уточнять надо, перепроверять. Год все же прошел. И вообще я не понимаю — я тебе место показал, документы поднял, а ты хочешь, чтобы я еще и…
— Тихо,
— Никто не связан. Это я проверил. Думаю, об этом месте они и не слышали даже.
— А нынешний владелец этого «Пингвина»? — Колосов кивнул на рекламу.
— Он по паспорту гражданин Азербайджана. Постоянно проживает то в Баку, то в Анкаре. В Москву наведывается не так уж и часто. Кроме этого «Пингвина», у него целая сеть развлекательных центров и залов игровых автоматов в столице и в Питере. Золотое колесо на Балчуге видел отгрохали? Это тоже его. Говорят, там шикарные девочки-крупье…
Колосов смотрел на апельсиновую рекламу: по мерцающему неоновому панно смешно вышагивал толстый оранжево-черный пингвин в цилиндре. На платной стоянке перед дверями клуба ждали своих хозяев несколько дорогих иномарок.
— Надо установить, кто из старого персонала «Бо-33» до сих пор работает здесь, — сказал Никита. — Меня интересуют те, кто знал его прежнего владельца.
— Ты думаешь, спустя год они захотят что-то сказать? — усмехнулся Обухов. — Год молчали, как покойники, а теперь вдруг языки развяжут?
Оранжевый жуликоватый пингвин на панно словно в подтверждение этих сомнений развязно и весело подмигнул Колосову черным глазком-пуговкой.
Надо попытаться, — упрямо сказал Никита. — Все равно ничего другого по этому эпизоду нам не остается.
— Тебе, — лаконично уточнил Обухов. — Знаешь, что меня в тебе больше всего бесит? Сам себе вечно работу ищешь и другим жить спокойно не даешь. На черта оно тебе это все надо, а? Все равно это дело бесперспективное.
Оранжевый пингвин неожиданно подпрыгнул, перекувырнулся и лопнул, превратившись в слепящий глаза фейерверк апельсиновых брызг.
Глава 8
ОГНИ
— Интересно, как это ты там будешь находиться? И главное, меня просто перед фактом ставишь — хорошенькое дельце. А если я тебе не разрешу ехать?!
— Вадичка, но как же? Это же моя работа!
Разговор на повышенных тонах происходил вечером у Кати дома. Едва она заикнулась, что ей придется временно перебраться в Славянолужье на дачу, Кравченко взорвался.
— Ты только о себе и думаешь! — бушевал он. — А я? Ты меня спросила — хочу я этого или нет?
— Но, Вадичка, ты же сам сто раз говорил, что дача — это здорово. Что, раз я теперь сама на машине езжу, мы могли бы жить все лето за городом…
— Правильно. У моего отца на даче. А не в какой-то дохлой деревне у черта на рогах.
— Да это совсем недалеко, — вкрадчиво лукавила Катя. — Подумаешь!
— Не смей ко мне подлизываться.
— Я не подлизываюсь, я правду говорю. Могу я тебе хоть раз в жизни сказать, что я тобой просто восхищаюсь и горжусь?
Пораженный Кравченко, ожидавший чего угодно, но только не этого, умолк.
— Сколько ты там собираешься пробыть? — спросил он наконец. И Катя поняла — капитуляция близка.
— Мне надо обязательно допросить главного свидетеля — некую Полину Чибисову, — сказала она. — Для этого меня туда и отправляют. Чибисова при мне покушалась на самоубийство, состояние психики у нее пока непредсказуемое, разговаривать она ни с кем не хочет. Поэтому мне понадобится время, чтобы войти с ней в контакт и узнать, что произошло с ней и ее женихом. Я думаю, что все это займет у меня примерно неделю, ну, может быть, дней десять. А ты на выходные спокойно можешь ко мне туда приехать.
— Очень я тебе там буду нужен, — буркнул Кравченко.
— Если бы не твоя работа, — Катя вздохнула, — я вообще бы просила, чтобы ты поехал туда со мной. Побыл там.
— Зачем?
— Так просто… Для надежности. Для меня. Я что-то боюсь, Вадичка. Если совсем честно — я очень не хочу туда ехать и оставаться там одна.
— Это из-за того, что ты в морге видела?
— Да и нет… Не только из-за этого. Я не знаю, — Катя устало улыбнулась. — Просто мне неуютно там будет без тебя. Ну, раз ты совсем ехать не желаешь то…
— Я там буду утром в воскресенье, — Кравченко произнес это хоть и сердито, но уже совсем, совсем иным тоном. — В субботу Чугунов-работодатель на выставку Экспострой едет. Я его обязан сопровождать. Там мэр будет, прочие шишки, так что Чугунов мой всем им и Москве о себе напомнить желает. А в воскресенье у меня выходной! Я приеду к тебе. Постой, а где ты там остановишься? У этого пенька-участкового, что ли?
— Там одна старушка дачу сдает — учительница Брусникина, — успокоила его Катя. — Это все уже устроено, — она торопилась, чтобы Кравченко не передумал, — Только я буду жить не в самом Славянолужье, а… там местечко есть-Татарский хутор называется. Это дачный поселок вроде бы. Недалеко от особняка Чибисовых.
— Особняка! — усмехнулся Кравченко. — Дача бабульки-учительницы… Знаю я эти дачи. Скворечник, наверное, дырявый, удобства в огороде, колодец за три километра пешком, во дворе куры-гуси, грязь непролазная.
Катя скорбно вздохнула. Такие подозрения посещали и ее. Перспектива проживания на каком-то неведомом хуторе Татарском ее совершенно не радовала.
— Это все ненадолго, Вадик, — сказала она бодро. — Всего на несколько дней. А ты приедешь в воскресенье. Сделаем шашлыки, вишни на рынке можно будет купить… Потом там река Славянка — ты удочки с собой можешь взять. Там берега крутые, как в сказке про высокую горку, и, говорит, щуки водятся и сомы на пятьдесят килограммов.