Флэшмен в Большой игре
Шрифт:
У стены тускло горели розовые лампы, давая ровно столько света, чтобы увидеть широкое ложе, прикрытое москитной сеткой, стоящее в дальнем углу комнаты. И тут же была принцесса — ее силуэт четко выделялся на белом покрывале. Она сидела среди разбросанных подушек: одна нога вытянута вперед, а вторая согнута в колене. Послышалось тонкое позвякивание браслетов, я наклонился, все еще держась за столбик, и проскрипел:
— Лакшмибай? Лаки? — это я, дорогая… чабели… [80]я здесь!
Она повернула голову и вдруг одним движением откинула сетку и скользнула на пол, застыв у ложа подобно безмолвной бронзовой статуе. Она действительно была в браслетах, в узеньком золотом пояске на бедрах и каком-то металлическом головном уборе, с которого свисала
Я мог только остолбенело смотреть; может, это было следствием опьянения или восхищения — не знаю, но я чувствовал себя как будто парализованным — во всех частях тела, за исключением одного. Она приблизилась ко мне, извиваясь; браслеты позванивали, а темные глаза ярко сияли в приглушенном свете. Под вуалью мне не было видно ее лица, но я и не пытался разглядеть его. Она попятилась, поворачиваясь и покачивая бедрами, а затем вновь приблизилась и, наклонившись, игриво провела кончиками пальцев по моей груди. Задыхаясь, я пытался схватить ее, но она ускользнула, теперь уже быстрее, поскольку музыка ускорила темп, затем снова вернулась ко мне, шепча что-то сквозь вуаль, приподнимая руками свои прекрасные груди, и тут я все-таки изловчился ухватить ее за грудь и бедро, просто клокоча от страсти, когда она вдруг прильнула ко мне, приподняв вуаль ровно настолько, чтобы прижать свои губы к моим. Ее правая нога скользнула вверх по внешней стороне моей, выше колена на уровень бедра, а затем как бы охватила его, так что ее пятка почти касалась моей спины — одному Богу известно, как они это делают, двойные соединения или что-то в этом роде — а затем она начала прыгать вверх-вниз, как сумасшедшая обезьяна на ветке, царапая меня ногтями, целуя и слегка постанывая, до тех пор пока тысячи факелов, которые бушевали пониже моей поясницы, не слились в одну сверкающую вспышку. Тогда она вдруг обвисла у меня на руках, а я подумал: «О Боже, сколь благодарен Тебе раб Твой!» — и осторожно опустился на пол, полностью обессиленный от экстаза, под восхитительным бременем, которое трепетало, цепляясь за мою грудь.
Учителя, которые обучали подобным танцам королевских отпрысков, должны были быть необычайно здоровыми; она почти полностью измотала меня, но, очевидно, я все-таки как-то смог добраться до ложа, так как следующее, что я помню — как лежал там, а мой нос упирался прямо в чудесные розовые бутоны ее грудей. Аах! Я собирался было снова нырнуть в них, но она повернула мою голову и поднесла чашку к моим губам. Несмотря на то, что я уже достаточно принял на борт, я жадно выпил и рухнул навзничь, тяжело дыша, удивляясь, что еще живой. Но она вновь взобралась на меня, ее руки и губы гладили мое тело, лаская и возбуждая, ее бедра вновь оседлали меня, но теперь она уселась спиной ко мне и — факельное шествие разгулялось во мне с новой силой, промаршировав до самой высшей точки и сокрушительно рухнув вниз. После этого она оставила меня в покое уже на добрые полчаса, насколько я мог об этом судить в своем полуобморочном состоянии. Единственное, в чем я был уверен, так это в том, что если бы я был трезв, она никогда бы не раздразнила меня до того, чтобы совершить это в третий раз — а она все-таки добилась своего, вытворяя такие штуки, что я сам с трудом верю в это, когда вспоминаю о них. Но все же я помню эти огромные глаза под вуалью и жемчужину на ее лбу, ее запах и смуглый бархат ее кожи в тусклом свете ламп…
Я проснулся в холодном поту, с трясущимися руками и ногами, пытаясь сообразить, где я нахожусь. Откуда-то из темноты дул холодный ветер. Я с трудом повернул раскалывающуюся от боли голову: розовые лампы еще горели, отбрасывая причудливые тени, но принцессы уже не было. Впрочем кое-кто кроме меня в комнате все же остался — я видел темную фигуру у дверей, но она не была обнаженной — в полумраке белела набедренная повязка, а на голове вместо золотой диадемы был туго повязан тюрбан. Мужчина? А что у него в руках — палка? Нет, на ней был какой-то резной набалдашник — а за спиной у него стоял еще один человек.
Несколько секунд я неподвижно лежал, пристально вглядываясь, но тут до меня дошло, что это не сон, что они идут к кровати, и от этого повеяло ужасной, необъяснимой опасностью. Москитная сетка была откинута, и я мог хорошо рассмотреть их, с глазами, белеющими на смуглых лицах, а затем перекатился по ложу в противоположную сторону, соскользнул на пол и бросился к окну, прикрытому жалюзи. За спиной у меня раздалось негромкое рычание, что-то просвистело в воздухе, раздался глухой удар; краем глаза я заметил маленький топор, дрожавший в ставне — и бросился головой вперед прямо сквозь жалюзи, подвывая от ужаса. Хвала Господу, что я вешу четырнадцать стоунов — они с треском проломили преграду и я приземлился на маленькой веранде, выбрался из-под обломков и вскарабкался на балюстраду, окаймляющую павильон.
Мельком я разглядел темную тень, прыгнувшую ко мне через кровать; рядом с верандой росло дерево, раскинувшее свои листья на высоте добрых пяти футов, и я бросился прямо в эту листву, тщетно пытаясь ухватиться за ускользавшие ветви, и здорово ударился обо что-то бедром, да так, что мне показалось, будто я сломал ногу. На несколько секунд я словно повис в воздухе, но тут же свалился и с глухим стуком упал на спину, чуть не вышибив из себя дух. Я перекатился, пытаясь подняться, но тут две темные фигуры спрыгнули с дерева почти прямо на меня. Я бросился на одного из преследователей и ударил его кулаком в лицо — и тут что-то мелькнуло у меня перед глазами и я едва успел подставить руку, чтобы перехватить гаротту, которую второй уже накидывал мне на шею.
Я захрипел, пытаясь ослабить удавку; мое запястье было прижато к подбородку этой смертоносной петлей, но правая рука оставалась свободной, и, протянув ее назад мне удалось схватить негодяя за горло и рвануть изо всех сил. Он застонал в агонии, удавка ослабла и тело убийцы осело наземь. Однако, прежде чем я успел нырнуть за ближайшее дерево, его товарищ оказался у меня за спиной. Он действовал безошибочно — новая петля перехватила мою глотку, а коленями он придавил мне спину и я только беспомощно бился, ощущая его дыхание на своей щеке. «Пять секунд, — промелькнуло у меня в мозгу, — всего лишь пять секунд нужно опытному душителю, чтобы убить свою жертву. О, Иисусе!» — у меня потемнело в глазах, голова свесилась на грудь, горло раздирала жуткая боль и я почувствовал, что умираю, все глубже погружаясь в небытие. Затем вдруг я понял, что снова лежу на спине, жадно глотая воздух, а лица, плывущие у меня перед моими пылающими глазами, постепенно слились в одно — Ильдерим-Хан держал меня за плечи, приговаривая:
— Флэшмен! Лежи спокойно! Вот так — просто полежи немного и подыши! Иншалла! [81]Пережить прикосновение душителя — это не так просто. — Его сильные пальцы массировали мне горло, а сам он улыбался, глядя на меня сверху вниз. — Видишь, что может выйти, если бегаешь за падшими женщинами? Еще минута — и нам бы пришлось с тобой распрощаться. Скажи спасибо, что у меня возникли подозрения и я со своими бадмашами поехал посмотреть, что за кунчуни [82] так искусно заманила тебя в свою постель. Ну, как себя чувствуешь, дружище? Сможешь встать на ноги?
— Что случилось? — пробормотал я, пытаясь подняться.
— Лучше спроси почему.Может, у девчонки оказался слишком ревнивый муж? Мы видели огни и слышали музыку, но до поры все было тихо, лишь несколько человек вышли и сели в паланкин — вроде того, на котором путешествуют женщины, и уехали. Но тебя не было видно, пока мы не услышали, как ты проламываешь себе дорогу, а по пятам за тобой следовали два эти пса из преисподней. — И, проследив за его кивком, я увидел парочку его головорезов, сидевших на корточках рядом с двумя темными тенями, лежащими на траве. Одна из теней была абсолютно неподвижна, другая же задыхалась и хрипела, а по тому, как эта фигура скорчилась, я понял, что она принадлежала убийце, объятий которого мне удалось избежать. Один из соратников Ильдерима тщательно протирал пучком листьев свой хайберский нож, а еще один подошел, выступив из мрака.