Флэшмен
Шрифт:
— Мне это не нравится, — говорит Макензи. — Полагаю, здесь кроется ловушка.
— Ловушка? — Макнотен изумленно посмотрел на него. Потом рассмеялся, резко и хрипло. — Ого, ловушка! Позвольте мне самому решать. Доверьтесь мне!
— Мне это ни капельки не нравится, — опять заявляет Макензи.
— Но почему, скажите на милость? Скажите, почему? Разве это не логично? Акбар становится королем горы, отделываясь от своих врагов — дуррани. Да, он использует нас, но это к нашей же собственной выгоде.
— Здесь есть слабое звено, — говорит Мак. — Он никогда не станет служить визирем у Суджи. Уж здесь-то он точно лжет.
— Ну и что из того.
— Нельзя доверять Акбару, — начал было снова Мак, но Макнотен зашикал на него.
— Вам не знакомо первое правило политика: если человек преследует собственные интересы, ему можно доверять. Акбар стремится заполучить единоличную власть среди своего народа — кто осудит его за это? И позвольте сказать вам — вы заблуждаетесь насчет Акбар-Хана: во время наших встреч он произвел на меня гораздо лучшее впечатление, чем все прочие афганцы. Мне он кажется человеком слова.
— Не исключено, что дуррани могут сказать о нем то же самое, — вставил я, и тут же удостоился ледяного взгляда сквозь линзы пенсне. Но Макензи поддержал меня, спросив, что я имею в виду.
— Я не стал бы доверять Акбару, — говорю я. — Понимаете, мне он симпатичен, но он что-то скрывает.
— Флэшмен, наверное, получше нас знает этого человека, — промолвил Мак.
И тут Макнотен взорвался.
— Опомнитесь, капитан Макензи! Я убежден в своей правоте, ясно вам или нет? Даже вопреки мнению такого выдающегося дипломата, как мистер Флэшмен. — Он фыркнул и снова сел за стол. — Хотелось бы услышать, какие выгоды получит Акбар-Хан, предав нас? Какой еще смысл может таиться в его предложениях? Ну, может, скажете мне?
Мак затушил чируту.
— Если бы я мог сказать вам, сэр… Если бы я ясно видел, в чем подвох — то был бы самым счастливым человеком. Имея дело с афганцами, я не берусь ничего предугадать, и это беспокоит меня.
— Идиотская философия! — отрезал Макнотен, давая понять, что не намерен больше ничего слушать. Было ясно, что он клюнул на предложение Акбара.
На следующее утро Макнотен вызвал Мухаммеда и Хамета, и они оформили письменное соглашение, которое и отвезли Акбар-Хану. Полагаю, это было весьма глупо, поскольку документ стал неопровержимым свидетельством участия Макнотена в деле, которое в конечном счете нельзя охарактеризовать иначе, как предательство. Некоторые из советников посла пытались отговорить его, но он уперся.
— Отчаяние ломает человека, — сказал мне потом Макензи. — Предложение Акбара подоспело как раз в тот момент, когда Макнотен потерял последнюю надежду, и готов бы удирать из Кабула, поджав хвост. Ему хочется верить, что послание Акбара суть знак свыше. Не знаю, как вы, юноша, но отправляясь завтра на встречу с Акбаром, я заряжу свои пистолеты.
Я и так чувствовал себя не в своей тарелке, и вид Эльфи-бея, когда Макнотен повел меня к нему вечером, не внушил мне оптимизма. Старикан лежал на кушетке на веранде, а одна из гарнизонных дам — не помню, кто именно, — читала ему вслух Писание. Ничто не могло обрадовать его так, как мое появление, он буквально рассыпался в похвалах моим подвигам, но сам, облаченный в ночной колпак и сорочку, выглядел таким старым и изможденным. «Бог мой, — подумал я, — на что мы можем рассчитывать, имя такого командира?»
Макнотен не стал много разглагольствовать, поскольку, услышав
— Конечно нет, — отвечает Макнотен. — Прошу вас срочно и без лишней огласки привести в готовность два полка и две пушки для захвата форта Мохаммеда во время завтрашней встречи с сирдаром Акбаром. Остальное предоставьте мне.
Эльфи не вдохновила эта идея.
— Все так расплывчато, — поеживаясь, сказал он. — Полагаю, им нельзя доверять. Здесь какая-то ловушка, как пить дать.
— О, мой бог! — возопил Макнотен. — Если вы так думаете, то давайте двинемся вперед и сразимся с ними. Уверен, что победа будет за нами.
— Но я не могу, дорогой сэр Уильям, — отвечает старина Эльфи, и его дрожащий голос звучал так патетически! — На войска нельзя полагаться, вы же знаете.
— В таком случает нам не остается ничего иного, как принять предложение сирдара.
Эльфи продолжал бурчать, а Макнотен едва не пританцовывал от нетерпения.
— Я лучше разбираюсь в таких вещах, нежели вы, — отрезал он наконец и стремительно покинул веранду.
Эльфи пришел в большое расстройство и принялся стенать по поводу печального состояния дел и отсутствия согласия.
— Полагаю, он прав, или хотя бы надеюсь на это. Но будьте начеку, Флэшмен, всем вам надо быть начеку.
После встречи с ним и Макнотеном я чувствовал себя подавленным, но вечер поднял мне настроение. Отправившись в дом леди Сэйл, где собрались почти все офицеры гарнизона с женами, я обнаружил, что меня там принимают за настоящего героя. Макензи рассказал мою историю, и мой приход вызвал фурор. Даже леди Сэйл, этот ядовитый дракон в юбке с языком острым, как ятаган, и та была сама любезность.
— Капитан Макензи рассказал нам удивительную историю о ваших приключениях, — заявила она. — Вы, должно быть, сильно устали: присаживайтесь здесь, рядом со мной.
Я, разумеется, попытался сказать, что все это пустяки, но мне посоветовали прикусить язык.
— Нам тут особенно нечем похвастать, — продолжает леди Сэйл, — так что позвольте воспользоваться тем, что есть. Вы по крайней мере проявили храбрость и здравый смысл, которыми не могут похвастаться многие из старших по званию.
Эта инвектива была, разумеется, направлена против бедолаги Эльфи, и леди вместе со своими товарками незамедлительно принялись разбирать его по кусочкам. Не миновала та же судьба и Макнотена, и я поразился злобному характеру их высказываний. Только позднее я понял, что эти женщины просто были по-настоящему испуганы. И у них имелась на то серьезная причина.
В самом деле, казалось, что каждый считает непременным долгом пнуть Эльфи и посла, и это напоминало некую игру. Я ушел после полуночи. Сыпал снег, ярко светила луна, и по пути к квартире на меня навалились воспоминания о рождественских днях в Англии: о возвращении в коляске из Рагби после окончания семестра, о горячем пунше в холле, о языках пламени, пляшущих на каминной решетке в гостиной, об отце и домочадцах, весело болтающих, сидя у камелька. Мне хотелось оказаться там, рядом с молодой женой, и при мысли о ней я почувствовал, как затрепетали мои чресла. Бог мой, я не был с женщиной уже несколько недель, а в военном городке взять их было неоткуда. Почему-то мне хотелось, чтобы дела с Акбаром увенчались успехом, и мы поскорее вернулись к обычной жизни. Возможно, на меня так подействовали эти скулящие бабы, но, засыпая, я поймал себя на мысли: а вдруг Макнотен прав, и наш сговор с Акбаром пойдет на пользу?