Флэшмен

Фрейзер Джордж Макдональд

Бетти Паркер была недурна собой, для тех, кому нравятся пышки, но у нее были скверные зубы, и окажись поблизости какая-нибудь афганка, я даже не взглянул бы на нее. Но поскольку Кабул был вне досягаемости, я сразу после рождественских праздников приступил к делу.

Я видел, что нравлюсь ей — что было неудивительно для женщины, находящейся замужем за Паркером, — и пользовался каждой возможностью во время вечеров у леди Сэйл — старая драконша продолжала держать дом открытым, стараясь показать, что если кто и упал духом, то точно не она, — чтобы перекинуться с Бетти и другими в мушку и прижаться к ней под столом коленом. Ее это, похоже, нисколько не смущало, и я решил зайти дальше: подкараулив плутовку одну, я потискал ее груди, выбрав момент, когда она совершенно не ожидала

этого. Бетти подскочила и резко вздохнула, но вовсе не впала в истерику, так что я пришел к выводу, что дела идут хорошо, а обещают идти еще лучше.

Проблемой был Паркер. Нечего было и думать предпринимать что-либо, пока муж в Кабуле, поскольку он опекал ее, как наседка цыпленка. Но случай помог мне, как он помогает каждому, у кого есть голова на плечах, и благодаря этому случаю не прошло и пары дней, как мне удалось избавиться от назойливого супруга. Произошло это во время одной из тех бесконечных дискуссий в штабе Эльфи, где обсуждали все на свете, но не решали ничего. Между рассуждениями о том, что нашим солдатам не пристало носить на ногах обмотки, как это делают афганцы для защиты от мороза, и о том, какой корм надо взять с собой для своих гончих, Эльфи-бей вдруг вспомнил, что должен передать последние сведения о нашем отступлении Нотту в Кандагар. Лучше, заявил он, если генерал Нотт будет в деталях осведомлен о наших перемещениях, и Макензи, готовый, насколько я видел, вот-вот взорваться от нетерпения, подтвердил, что будет правильно, если одна половина британских войск в Афганистане получит представление о действиях другой половины.

— Вот и замечательно, — с энтузиазмом, правда, быстро угасшим, сказал Эльфи. — Но кого же мы пошлем в Кандагар?

— Это должен быть отличный наездник, — говорит Мак.

— Нет-нет, — заявляет Эльфи, — это должен человек, на которого мы можем полностью положиться. Требуется опытный офицер, — и дальше он понес насчет зрелости и рассудительности, а Мак нетерпеливо барабанил пальцами по ремню.

Мне подумалось, что это шанс: как правило, я никогда не высказывал своего мнения, будучи самым младшим, Да и не беря в голову всю эту чушь, но теперь попросил слова.

— Капитан Паркер — вот надежный офицер, — говорю я. — И так же хорошо держится в седле, как я.

— Не знаю, — протянул Мак. — Но если вы говорите, что он наездник, значит, так и есть. Ну, пусть будет Паркер, — говорит он Эльфи.

— Но вы же знаете, что он женат, — проворчал Эльфи. — Его супруга окажется лишена поддержки во время нашего похода в Индию, который обещает быть весьма нелегким. — Старый осел всегда был таким сентиментальным. — Она будет переживать за него…

— По дороге в Кандагар ему будет угрожать не большая опасность, чем в любом другом месте здесь, — парировал Мак. — И тем быстрее он будет ехать. Чем меньше влюбленных парочек пойдет с нами во время марша, тем лучше.

Мак, разумеется, был холостяком — одним из тех железных парней, которые берут в жены службу, а медовый месяц проводят, обернув голову мокрым полотенцем и зубря строевой устав пехоты. Но если он полагал, что, посылая Паркера, уменьшит тем самым количество влюбленных парочек, то сильно заблуждался — я рассчитывал увеличить его.

Эльфи согласился, качая головой и ворча. Позже, выйдя с Маком из штаба, я вернулся к этому делу, выразив свои сожаления по поводу того, что назвал имя Паркера, забыв о его семейном положении.

— И ты туда же? — говорит Мак. — Неужто Эльфи заразил тебя своей болезнью: вникать во все, что не имеет значения, и отбрасывать в сторону все важное? Позволь сказать тебе, Флэши: мы уже потратили столько времени, возясь с разной ерундой типа Паркера, гончих Эльфи или секретеров леди Макнотен, что будет большой удачей, если мы когда-нибудь увидим Джелалабад.

Он подошел ближе ко мне.

— Ты знаешь, сколько до него? Девяносто миль. Можешь себе представить, сколько времени займет у нас этот переход с нашей армией из четырнадцати тысяч человек, из которых только четверть строевые, а остальные — обуза из слуг и носильщиков-индусов, не говоря о женщинах и детях? А нам придется идти по колено в снегу, по самой

неудобной местности на свете, на леденящем холоде. Да, парень, будь даже это армия из шотландских горцев, я и то сомневаюсь, управились бы мы за неделю. У нас это займет недели две, и это при удаче: если афганцы оставят нас в покое, если продукты и дрова не кончатся, или если Эльфи не прострелит себе другую ягодицу.

Мне никогда прежде не доводилось видеть Макензи в таком состоянии. Обычно он был хладнокровен как рыба, но, видимо, иметь дело с Эльфи оказалось выше сил даже такого серьезного профессионала.

— Я не сказал бы такого никому, кроме тебя да Джорджа Броудфута, будь он здесь, — продолжил Мак, — но если нам удастся дойти, это будет по чистому везению и благодаря заслугам таких ребят, как ты или я. Ну, еще Шелтона. Бригадир чертовски туп, зато настоящий солдат, и если Эльфи даст ему волю, он приведет нас в Джелалабад. Ну вот, я высказал тебе свои мысли, и это звучит так «по-паникерски», что я и представить не мог. — Он одарил меня одной из своих мрачных улыбок. — А ты переживаешь насчет Паркера!

Уж если я за кого переживал, слушая Мака, так это за себя. Я знал Макензи: он никогда не был паникером, и если говорит, что дела наши плохи, значит, так оно и есть. Конечно, находясь при штабе Эльфи, я знал, что ситуация складывается не лучшим образом: афганцы используют малейшую возможность, мешая заготовить необходимые припасы, по определенным сведениям, гази начали уходить из Кабула, стягиваясь к перевалам. Поттинджер уверял, что они намерены поджидать нас там и попытаются рассечь колонну, когда та войдет в особо узкие дефиле — такие как Хурд-Кабул или Джагдулук. Но я полагал, что армии из четырнадцати тысяч человек такая угроза не страшна, даже если кто-то и останется лежать на обочине дороги. Мак пролил новый свет на обстоятельства, и я снова почувствовал, что у меня засосало под ложечкой и образовался комок в горле. Я пытался убеждать себя, что такие солдаты, как Шелтон, Макензи или Хадсон не позволят их остановить какой-то шайке афганцев, но это помогало плохо. Бернс и Икбал тоже были хорошими солдатами, но их это не спасло. В ушах у меня стоял отвратительный хруст, с которым ножи вонзались в тело Бернса, я представлял труп Макнотена, раскачивающийся на крюках, помнил, как дико закричал Тревор, когда до него добрались гази. Меня едва не стошнило. А еще полчаса назад я строил планы, как буду резвиться в палатке с миссис Паркер по пути в Джелалабад. Это напомнило мне о том, как поступают с пленными афганские женщины. Мысль была невыносимой.

С большим трудом мне удавалось держать себя в руках во время последнего раута у леди Сэйл, который состоялся за два дня до нашего ухода. Бетти была там, и ее взгляды несколько взбодрили меня: ее господин и повелитель находился, должно быть, уже на полпути в Кандагар, и я подумывал, не стоит ли пробраться в ее бунгало сегодня ночью, но, учитывая огромное количество слуг, шныряющих по лагерю, это было бы слишком рискованно. Лучше будет обделать все по дороге, подумал я, когда в темноте никто не отличит одну палатку от другой.

Леди Сэйл вела себя как обычно, иронизируя по поводу Эльфи и общей неспособности штаба.

— Никогда еще не было примера подобной «данетной» политики. Единственным неоспоримым фактом является только то, что наши вожди не знают, что произойдет через следующие две минуты. Они ни о чем не думают, но ухитряются противоречить друг другу, и это в момент, когда согласие и порядок необходимы как никогда.

Она произнесла эту тираду с удовлетворением, сидя на последнем оставшемся стуле, поскольку остальную мебель отправили в топку, чтобы хоть как-то обогреть помещение. Разломали все кроме комодов, которые должны были послужить топливом для приготовления пищи накануне выступления. Мы сидели кругом на мешках с вещами, расставленных вдоль стен или разложенных на полу, а старая гарпия озирала всех, водя крючковатым носом, сложа затянутые в перчатки руки на груди. Странно, но никто не называл ее «паникершей», хотя она постоянно ныла: ее непоколебимая уверенность в том, что она прибудет в Джелалабад даже вопреки бестолковости Эльфи, поддерживала людей.