Флетч и Мокси
Шрифт:
– Разумеется, нет. У меня больше актерского таланта. – Она посмотрела на большой рекламный щит на противоположной стороне улицы. – Так хочется зайти туда. Посмотреть на спальню Хемингуэя. Комнату, где он писал. Второго такого писателя нет.
– Мокси, ты думаешь, что люди творческие живут по своим, особым нормам?
– Конечно. Талант – он всегда одинок, а потому и нормы для него особенные.
– Твой отец высказался сегодня в том же духе. Насчет того, что на первое место ставятся обязательства перед талантом. Мы говорили о его взаимоотношениях с тобой и, полагаю, с твоей матерью.
– Милый О-би. Всегда умел блеснуть изящной фразой, – она помолчала. – По-моему, он прав.
– Разные правила для разных людей... Как такое возможно?
– А что тебя удивляет, Флетч? В доме ты сказал, что я не могу выйти погулять – это небезопасно. Я вот хочу, но не могу пойти в дом Хемингуэя. Хотела бы я совмещать в себе творца и бизнесмена. Тогда бы мне не пришлось перепоручать мои дела таким вот Стивам Питерманам, – она остановилась, повернулась к Флетчу. – Посмотри на меня.
– Не могу, – Флетч закрыл глаза свободной рукой, отгораживаясь от килограммов румян, пудры, помады, покрывающих лицо Мокси, от огромных солнцезащитных очков. – Ужасное зрелище.
– Я стою на улице Ки-Уэст, – продолжила Мокси. – Прекрасного города, который живет сам и дает жить другим. Но, как ты, наверное, уже заметил, я должна стоять здесь, соблюдая иные правила.
– Убили же человека.
И Флетч двинулся дальше.
– Разумеется. – Мокси вновь пристроилась рядом. На перекрестке заходящее солнце осветило их лица. – По существу все сводится к энергетическому балансу. Откуда берется творческая энергия? Если она есть, как распорядиться ею наилучшим образом? Если она истощается, как ее восстановить? Это проблема. К тому же наличие этой энергии накладывает новые обязательства. Как говорил Фредди, первостепенные обязательства. А за все отвечать невозможно. Шеф-повар не выносит очистки из кухни. Дня на это не хватит. Ни у кого нет такого запаса энергии.
Рука в руке, они шли по затененной пальмами Уайтхед-стрит.
Потом она отпустила руку Флетча.
– Я знаю твой следующий вопрос, – голос звучал, как у маленькой девочки. – Ты хочешь спросить, включают ли особые нормы, применимые к людям творческим, право убивать?
– Только не плачь. Размоешь косметику.
– Я не убивала Стива Питермана, – твердо заявила Мокси. – И для меня важно, поверишь ты мне или нет.
– Я знаю, – кивнул Флетч.
– Однако! – воскликнула Мокси. – С чего такая толпа?
– Закат.
Сотни людей собрались на набережной. Расположившись на приличном расстоянии друг от друга, их развлекали рок-группа, оркестр народной музыки, струнный квартет. Тут же жонглер подкидывал и ловил апельсины. Акробаты подбрасывали друг друга в воздух. Мужчина, одетый как Чарли Чаплин, веселил народ, имитируя походку знаменитого комика. Скромного вида молодой человек проповедовал Слово Господне. Другой молодой человек, в коричневой рубашке, со свастикой на нарукавной повязке, призывал к расовой дискриминации. Третий, пародируя двух первых, убеждал поклоняться консервированной фасоли. Каждый не мог пожаловаться на отсутствие слушателей.
За водной гладью
Люди находились в непрерывном хаотическом движении, собирались в группы, расходились, переглядывались, смеялись, слушали друг друга, фотографировались. Флорида-Кис протянулась на сто миль от материка, словно вымя, из которого цедились сливки, молоко и грязь со всего континента. Артисты, художники, музыканты. Люди всех возрастов, компании, пары, одиночки. Семьи с детьми и без оных, дипломированные специалисты и рабочий класс, безработные, отдыхающие, пенсионеры. Наркоманы и пушеры <Распространители наркотиков (от англ. – pusher).>, золотая молодежь и отбросы общества.
– Да тут прямо-таки показ мод, – не переставала удивляться Мокси.
Действительно, разнообразие нарядов поражало. Лохмотья и изящные платья, костюмы от лучших портных и бикини, дешевые побрякушки и королевские драгоценности.
– Кто бы говорил, – Флетч насмешливо глянул на солнцезащитные очки Мокси.
– Столько людей пришли сюда ради заката, – она покачала головой.
– Такое случается каждый вечер, – заверил ее Флетч. – Даже в облачные дни.
– Ничего себе событие. Кому-то пора подсуетиться и начать продавать билеты. Я не шучу. Представь себе, какие надо приложить усилия, чтобы собрать столько зрителей в театре.
Они лавировали среди толпы, слушали музыкантов, смотрели на актеров, пока не нашли свободного местечка на парапете. Сели, свесив ноги над водой.
– Вот она, реальная жизнь, – вздохнула Мокси.
– Кстати, кто был продюсером «Безумия летней ночи»? – неожиданно спросил Флетч.
– Стив Питерман.
– Кажется, ты называла его иначе. Исполнительным продюсером или как-то еще.
– Возможно. Видишь ли, был другой продюсер. Толкотт Кросс. Я никогда его не видела. Он сделал все, что от него требовалось. Всю подготовительную работу. Подбор состава, съемочной площадки, заключение контрактов.
– И где он сейчас?
– Наверное, в Лос-Анджелесе. Он живет в Голливуд-Хиллз. А на время съемок Стив намеревался взять обязанности продюсера на себя. Находиться здесь и руководить.
– Кто из них нанял Джеффа Маккензи, а кто – Сая Коллера?
– Кросс нанял Маккензи. Питерман его уволил.
– И Питерман нанял Коллера?
– Да.
– Значит, у Питермана больше власти, чем у Кросса?
Получается, что один из сопродюсеров важнее второго?
– Именно так. Кросса, по существу, тоже наняли на работу. Поручили ему всю черновую работу, которой не хотел заниматься Питерман, А может, у него не было времени.
– Кроссу причитается доля прибыли?
– Скорее всего. Но, возможно, не такая большая, как... получил бы Стив.
Девушка, сидящая на парапете неподалеку, в обрезанных по колено джинсах, неотрывно смотрела на Мокси.
– А каким образом Стив Питерман, продюсер твоего фильма, оказался главнее своего сопродюсера, этого Кросса?
– В нашем деле все определяется одним словом. И слово это – банк. Откуда капают денежки.
– Понятно. Об этом, собствено, я и спрашиваю. Продюсер – это человек, который находит средства для финансирования фильма, так?