Флейта и Ветер
Шрифт:
– А станет?
– Станет обязательно, я тебе обещаю. Придет добрый волшебник Ветер и унесет все твои печали так далеко, что они никогда до тебя не доберутся. Ветер всегда приходит на зов дудочки.
– Почему?
– Потому что звук в дудочке рожден ветром. Тем, который ты выдуваешь. Только ты ее не теряй, она тебе точно поможет.
Он не обманул, как всегда. Конечно, ведь когда-то дядя Миша был моряком, а кто лучше моряков может знать о ветре?
Тем летом Инна часто играла на дудочке. Наверное оно было последним летом ее детства, а это всегда чувствуется и всегда вызывает грусть. Она играла, когда ее предал Малька
Только Инна знала, что он не умер по-настоящему. Ведь он знал, наверняка знал, для чего делал дудочку, он знал, что не умрет, а просто станет ветром, тем самым волшебником, который всегда и от всех ее защитит.
Он ведь всегда выполнял обещания…
Инна стояла на коленях и плакала.
– Помоги мне, Господи! Я сделаю все, что ты только попросишь! – шептала она. – Только дай знак. Сделай так, чтобы все обошлось.
И тут она поняла, что молится в пустоту. Никогда раньше она не чувствовала этого столь остро и никогда это не вызывало такого отчаяния.
– Господи… – бесполезное слово замерло на губах.
Мама говорила, что в молитве главное – искренность. Сейчас Инна была искренней, как никогда, но это ничего не меняло. В вышине по прежнему плыли облака, медленно вычищая голубое стекло небес, по прежнему шумели деревья и вороны хмуро сидели на ветках. Беспощадный господь не откликался на ее жалобный плач.
Хотелось чуда, настоящего чуда, как в сказке, как в детстве, но чудеса кончились в тот день, когда Тамара Васильевна сломала волшебную дудочку. Инна верила, что дяди Мишин подарок приносил удачу, поэтому часто брала с собой в школу, но один раз Валерка с соседней парты забрал игрушку и стал дудеть на уроке. Инна могла бы сказать, что дудочка ее, тогда бы ее отругали, даже скорее всего вызвали маму в школу, зато дудочку бы отдали. Но Инна побоялась и смолчала, а Тамара Васильевна разозлилась, переломила тростинку и выбросила в окно.
Потом Инна плакала по ночам, представляя, как могла бы встать и признаться, но вернуть ничего уже было нельзя. Она даже болела несколько дней. Тогда мама рассказала ей о Боге, который помогает всем без всяких там дудочек, главное лишь верить в него и выполнять несложные правила. Инна поверила, но сейчас поняла – что-то фальшивое было в этой вере, что-то слишком легкое, а потому изначально неискреннее. Словно она пыталась просто купить чудо за веру и те самые несложные правила.
А ведь в детстве, на крыше дедушкиного сарая все было иначе. На дудочке нельзя было просто играть, нельзя было лишь дуть и тупо переставлять пальцы. Нужно было раствориться в целом мире, стать им полностью – целым, огромным, пронизанным ветром, и тогда он давал то, чего не хватало маленькой девочке: надежду, светлую капельку понимания в грусть, и радость будущих взлетов.
– Я больше никогда никого не предам. – отчетливо шепнула Инна.
Воздух ожил, зашуршали листья, по коже пробежал ласковый холодок. Ветер напрягся и дунул сильнее, как в детстве, когда Инна сидела и играла
Вороны хрипло закаркали и тяжело хлопая крыльями взвились в пронизанное солнцем небо. Инна обернулась.
По аллее прямо к ней шел молодой человек. Ворот светлой рубашки распахнулся навстречу ветру, темные волосы развевались густыми прядями. Казалось, что ветер, как пушистый котенок, бежит у его ног.
Он был точно как дядя Миша – похож удивительно, только моложе, чем Инна помнила дядю.
Сердце застучало от необъяснимого предчувствия, мир в глазах на секунду померк и, когда она открыла глаза, незнакомец уже держал ее за руку.
– Что случилось? – осторожно спросил он. – Ты плачешь..
– Мне плохо… – честно призналась Инна.
– Я не знаю. Что с тобой случилось, но я хочу тебе помочь. – задумчиво сказал молодой человек. – Меня зовут Сергей. Пойдем ко мне. Место найдется.
Инна оперлась на его руку и встала, убрав с лица непослушную прядь. Ветер не переставал резвиться.
Она сомневалась лишь пару секунд.
– Ты правда хочешь помочь? Просто так?
Сергей кивнул. Листва шумела над головой, как море.
– Тогда пойдем. – решилась Инна. – Если честно, я сегодня не в состоянии ничего решить, а завтра наверняка что-то придумаю. На одну ночь. Я свернусь где-нибудь в уголочке…
– Нет проблем. – Сергей пошел вдоль клумбы, заросшей диким ковром цветов.
Ветер путался под ногами.
Новый знакомый повел по дорожке и они вышли в густую аллею – заросшую, древнюю и очень сырую. Неба не было видно за сплошной крышей листвы. Точнее ничего не было видно – темный коридор из стволов, ветвей и плюща. В конце неясно серел выход, и когда до него дошли, пришлось буквально протиснуться в узкую арку и сразу свернуть направо.
Шум улицы остро коснулся ушей.
Дом был чудноват, как и многие старые дома в Питере. Крышу его завершала большая мансарда.
– А вот там я и живу! – весело сказал Сергей.
– Прямо наверху?! – удивилась Инна. – Я давно мечтала побывать в такой квартире. Мне кажется там должно быть чудесно.
–Да. Тебе понравится.
Они долго поднимались по серой шахте лестницы, слушая, как гудит в ней сквозняк. И эхо повторяло шаги.
Квартира тоже встретила их сквозняком. Захлопала штора.
– Я не люблю закрывать окна. Зима для меня – мука. Зато, как только наступает весна – у меня все настеж. Но если хочешь, я закрою.
– Нет-нет! – воскликнула Инна. – Мне нравится! Так похоже на дом ветра. Будто тут живет ветер.
Сергей улыбнулся:
– Может быть и так. Тапочки под вешалкой. – разуваясь, подсказал он.
Коридорчик прихожей продолжался и превращался в небольшую кухню. В открытую дверь была видна светлая комната с огромным почти во всю стену окном с балконом. Вернее из окна был выход прямо на крышу, на которой была небольшая площадка, похожая на балкон.
Пол в комнате был устлан квадратами тонких циновок – одна к одной, от плинтуса до плинтуса. В торцевой стене незаметно пристроился шкаф с раздвижными дверями. Белые стены создавали ощущение пространства, а размашистые картины без рамочек изображали бамбук, журавлей и обезьян, которые ловят ниточки лунного света. Мебели почти не было, только стеллаж, уставленный деревянными статуэтками пляшущих стариков, и низенький столик с вазочкой посередине. Один диван. Тоже низкий, почти матрац.