Флибустьер. Вест-Индия
Шрифт:
Андрей вскочил, противники поднялись следом за ним. Хенк прихрамывал, у Мортимера текла кровь из рассеченной губы, но оба, хищно ощерясь, двинулись к нему. Упорные ребята, подумал Серов. О карате и самбо ноль понятия, но энтузиазма хоть отбавляй! Он уже собрался заехать Хенку в солнечное сплетение, как где-то над ним – кажется, с одной из лестниц – раздался голос:
– Вот вы где, сучьи дети, висельники проклятые! – И сразу: – Драка на судне? Ушат помоев на ваши головы! Сюда, вы, трое!
Мортимер воровато подобрал свой нож, сунул за пояс и встал навытяжку. Хенк потер колено и тоже выпрямился. С трапа на них глядел невысокий коренастый человек,
– Мы, мастер Стур… – начал Мортимер, но круглоголовый его перебил:
– Вы оба – дерьмо в штанах! Марш на палубу! – Он повернулся к Серову: – А это кто такой? Тоже наверх, бездельник! Пил с вами разберется!
Наверх так наверх, подумал Серов, взбираясь по крутой лестнице – нет, то была не лестница вовсе, а трап! Отметив это, он пролез вслед за Мортимером в широкое отверстие люка, шагнул на гладкие доски палубы, огляделся и судорожно сглотнул. Еще одно потрясение, такое же, как при взгляде на медные пушки… Солнце жарило нещадно, но он почувствовал холод между лопатками. Все вокруг было таким реальным, вещественным – и в то же время таким невозможным!
Громада белых, полных ветра парусов вздымалась над Серовым, шептала, шелестела, напевала морские песенки; чуть слышно гудели канаты, поскрипывало дерево о дерево, шипели волны под носом корабля. Он стоял в середине, между мачтами, и мог окинуть взглядом всю палубу и невысокую надстройку, располагавшуюся ближе к корме. Народа тут была масса, не меньше сотни человек, одетых странно и причудливо – кто полуголый, в одних штанах, подпоясанный ремнями и шарфами, кто в рубахе и рваной безрукавке, кто в длиннополом старомодном одеянии, кафтане или камзоле. Большинство без шляп и босые, но кое-кто носил башмаки или сапоги с широкими раструбами и шапки странного вида. Ножи и кинжалы разнообразных размеров и форм имелись у всех, иногда свисавшие с ремней, иногда заткнутые за пояс или за голенище, но другого оружия Серов не видел. Впрочем, не пестрота одежд, не дубленная ветрами кожа и не эти клинки являлись общим признаком, а лица и глаза. Свирепые, одинаково хищные, как у голодных волков или пантер. Их обладатели показались Серову похожими, словно все тут были братья-близнецы: смуглые разбойные хари, нечесаные бороды, оскаленные в ухмылке зубы…
Разглядеть команду подробнее Серов не успел – коренастый мастер Стур толкнул его в спину и тут же направил к кормовой надстройке крепким пинком. Там, у трапа, стоял мужчина лет сорока с холодной замкнутой физиономией, темными глазами и мощной, выдающейся вперед нижней челюстью. Одет он был гораздо лучше прочих моряков: фиолетовый камзол с кружевами, того же цвета штаны, добротные сапоги; на перевязи болталась длинная шпага, за пояс заткнут пистолет. Зрачки у него были как два сверла, какими дырявят бетонные стены.
Шагнув к Мортимеру и Хенку, человек в фиолетовом глубоко втянул носом воздух.
– Ром и джин, – ледяным тоном молвил он, глядя на двух приятелей словно на подлежащих вивисекции макак. Потом повернулся к Серову, тоже понюхал и задумчиво сморщился: – Вино? Нет, крепковато для вина… Ты откуда взялся, крыса? Кто такой?
Спокойно, сказал себе Серов, спокойно; в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Тем более когда командует в нем этакий тип. Сразу видно, опасная гадина…
Он
– Андре Серра, с французского капера «Викторьез»! – Мастер Стур ткнул его в почки кулаком, и Серов, будто по наитию, добавил: – Сэр!
– Что-нибудь еще, боцман? – Холодный взгляд фиолетового обратился к Стуру.
– Эти двое, – Стур кивнул на Хенка и Мортимера, – вчера загуляли, мистер Пил. Притащили француза и легли отсыпаться на пушечной палубе. Потом затеяли драку. Прикажете их к капитану?
– К капитану? Зачем? Обычное наказание, боцман: три раза под килем, чтобы протрезвели. Потом – в карцер.
С этими словами Пил развернулся и стал подниматься по трапу.
– Эй! – крикнул Серов. – Я-то в чем виноват? Они хотели меня…
– Шесть раз! И не спешить! – донеслось сверху, и боцман тотчас выкрикнул:
– Эрик, Хрипатый Боб! Завести канаты! Хейнар, Олаф, Стиг – сюда!
Серов дернулся, но его уже валили на палубу, сдирали куртку, вязали руки и ноги. Делалось все быстро и сноровисто – он и глазом не успел моргнуть, как был упакован в лучших традициях российских мафиози. Закончив с ним, трое крепких светловолосых моряков взялись за Мортимера и Хенка. Те не оказывали сопротивления, даже Хенк, огромный, как медведь; видно, процедура была для них привычной. Тем временем экипаж столпился у бортов, подбадривая светловолосых гиканьем и улюлюканьем; перед затуманенным взглядом Серова вновь замаячили ощеренные рты, смуглые, опаленные солнцем плечи и спины, развевающиеся по ветру лохмотья. Похоже, в команде бились об заклад: ежели появится акула, то что она отхватит – руку, ногу или какой-то орган поважней.
– Француза первым! – рявкнул боцман Стур, и Серов почувствовал, как его поднимают. Затем сине-зеленые волны стремительно полетели навстречу, он извернулся, пытаясь защитить лицо, успел глотнуть воздуха и с громким всплеском погрузился в морскую пучину.
Тишина, покой, прохлада объяли его. Он видел неясные тени, скользившие под ним, белесые и серые, похожие формой на торпеду; он видел, как колышется вверху поверхность моря, пронизанная золотистыми лучами; видел, как свет тускнеет, уходит в глубину, в темную бездну, откуда нет возврата. Выдохнуть воздух, мелькнула мысль. Выдохнуть, закрыть глаза и погрузиться в соленую тихую пропасть… Возможно, это лучший выход? Нет! Никогда! Преодолев приступ малодушия, он задергался, как рыба на крючке. Канат, обхвативший его пояс, тащил под выпуклое днище корабля, мимо досок, покрытых ракушками и водорослями. Предохраняя голову, Андрей упирался в них руками и ногами. Тащили его не спеша, и когда Серов миновал киль, тоже обросший морской живностью, в ушах зазвенело, и он почти потерял сознание. Прошла, казалось, вечность, пока его тянули вверх; он вынырнул, задыхаясь и кашляя, сделал три или четыре глубоких вдоха и снова очутился под водой.
На этот раз он не глядел на игру солнечных лучей и смутные рыбьи силуэты – он ненавидел. Лицо и холодные глаза Пила стояли перед ним, вызывая необоримое желание вцепиться ему в шею, стиснуть пальцы, сдавить кадык, вывернуть голову, переломать позвоночник. Пил, однако, был не единственным объектом ненависти – то же чувство вызывали боцман Стур, троица вязавших его светловолосых, Хенк с Мортимером и все эти смуглые уголовники, что толпились сейчас на палубе и развлекались его мукой. Если бы он мог, то сломал бы им хребты – древним монгольским способом, так, как учили в ОМОНе: коленом в спину, хват под подбородок, и тянуть, пока не захрустит.