Флогистонщики (Околонаучный детектив)
Шрифт:
С дипломной работой поначалу не заладилось. Не мог он придумать новое, свое. Не было у краснодипломника самого главного. Творческого начала не было. Зато была завистливость к тем, кто этот дар имел. Кое-что из идей научной новизны для своей диссертации он украл, удачно обрамив их в собственные, кое-что очень незначительное придумал.
Ректор, прочитав работу, вызвал аспиранта, не предлагая присесть, похлопал по плечу и сказал:
– Парень ты, Ваня, старательный, но ученый из тебя никакой. Кандидатскую мы тебе защитим, а вот дальше… – Он помолчал, видимо прикидывая, куда пристроить, как он считал, своего человека. – А выберем мы тебя парторгом института. Согласен?
Иван сообразил
А дальше пошло как по маслу.
Перед защитой приняли его кандидатом в члены КПСС. Защитился в срок. Утвердили через три месяца после защиты. Потом стал доцентом и почти сразу заместителем декана. Линию поведения Иван понял давно: строгость со всеми, кто ниже, особенно со студентами, а со всеми, кто был выше по должности и положению, – чинопочитание и уважение. Искреннее. Беззаветное. Про его суровость ходили легенды. Про то, как не допускал к экзаменам куривших в неположенных местах, как отправлял десятки не сдавших зачеты или экзамены в армию, как выгонял из института, и так далее. Ему это доставляло удовольствие. Эдакая игра в кошки-мышки: хочу – отпущу, помилую, хочу – съем. Но руководство считало этот садизм принципиальностью, борьбой за дисциплину и успеваемость. Через год из кандидатов стал членом партии. А еще через полгода свершилась мечта ректора. Проводили на пенсию старого, независимого от него парторга, имевшего хорошие связи в горкоме, и выбрали Ивана. Теперь Ивана Александровича.
Так бы он и был строгим бескомпромиссным парторгом, по совместительству доцентом, но началась горбачевская перестройка. Иван сразу учуял, что кончится это крахом. Понял, что надо готовиться, обеспечивать себе тылы. Благо, возможностей открылось немало. Появились кооперативы. Нечто подобное устроил Иван. Сам не высовывался. Сделал через сокурсника, баскетболиста Витьку. Ставил студентам двойки, не допускал до экзаменов. Когда те приходили упрашивать, говорил сочувственно, что надо бы подтянуться, позаниматься. Что есть толковые преподаватели на учебных курсах, которые помогут. И бедолаги шли к Витьке, платили, ходили на несколько занятий. Покупали сляпанные на скорую руку пособия по предметам, состоящие из вопросов и ответов на них, и через месяц сдавали экзамен. Благосостояние Ивана Александровича росло. Витек не наглел, как говорится в криминальных кругах, не крысятничал, и ему тоже перепадало немало.
Наступил август 1991 года. Произошел путч ГКЧП. Рухнул СССР. Иван мгновенно перелицевался. Сжег на очередном митинге партийный билет. Обличил коммунистический режим. Стал депутатом областной думы. Задружился с московскими лидерами, тогда молоденькими и не имеющими крепкой поддержки в провинции. Когда началась приватизация, возглавил это дело в области. Область была богатая, с мощной промышленностью, нефтяными месторождениями. Иван Александрович впервые почувствовал вкус больших денег. Очень больших. Через несколько лет перебрался в столицу. Было не просто, но деньги и новые связи сделали свое дело. Он нутром чувствовал, что пора отходить от приватизационных выкрутасов. И ушел. Посчитал, что самым безопасным и надежным будет вернуться в свою изначальную деятельность. Околонаучную. Пришел на скромную должность заведующего отделом, но быстро вырос до заместителя министра. Благо, способность разглядеть недостатки в любой деятельности, раздуть их до размеров вселенской катастрофы, а потом воспользоваться этим в своих целях с годами и опытом отточил до совершенства.
Провел ревизию имущества подведомственных организаций и обнаружил, к своему удивлению, какими несметными богатствами обладают эти зачуханные от постоянного
Профессиональные имиджмейкеры и пропагандисты рассказывают, что высоких должностей достигают незаурядные таланты гениальным умом, колоссальной работоспособностью, а большинство – и тем и другим одновременно. Трудолюбие, трудолюбие и еще раз трудолюбие, умноженное на талант! Конечно, иногда случается, что вундеркинд достигает вершин. Увы, уважаемый читатель, в этом случае, как вы уже давно поняли, было не так. Совсем не так.
6
– Пойдешь туда заместителем директора по экономическим вопросам, – повторил замминистра.
Возражать было бессмысленно. Можно было вообще вылететь из так называемой команды и оказаться на помойке.
Так Виктор Рудольфович объявился здесь, на переднем крае науки, но далеко не на переднем крае добычи денежных средств.
Дни стали проходить по профилю образования, в размышлениях, чего бы такое замутить, чтобы потекло в карман? Ну, а если уж не потекло, то хотя бы закапало. И вот стало прорисовываться.
– Здравствуйте, Алексей Александрович, – начал он с порога, – что-то вы к нам не заходите. Может, чем моху помочь? Я человек простой. Надо чего – сделаю. Проблемы возникнут – решу.
– Пока, Виктор Рудольфович, обходимся, – отпарировал Саныч.
Но от напора бывшего баскетболиста не так-то просто было уклониться.
– А то жалуются некоторые, что ядовитые вещества синтезируете. Что пахнет у вас тут апельсиновыми косточками, а это похоже на цианистый калий, – зашел с другого бока, уже чуть более агрессивно, псевдоэкономист. Покачал головой, вроде как показал зубы, но тут же смягчил: – Я-то говорю, не может такого быть. Не такой человек Алексей Александрович, чтобы людей травить. А они настаивают.
Алексей таким же манером покачал головой:
– Не такой. Это точно, не такой, чтобы травить. Да и пахнет цианистый калий по-другому. Запах у него горького миндаля.
– Да? – прикинулся наивным недотепой баскетболист. – Это что, абрикосовыми косточками, как у ликера «Амаретто», что ли?
– Во-во, как у ликера. А у нас тут ничего подобного не наблюдается.
– Это хорошо. Пить на рабочем месте – это строго наказуемо. Хоть, как вы говорите, ликер, хоть казенный спирт, – снова чуть надавил экономический баскетболист, поднаторевший за жизнь в словоблудии.
Сколько бы длился этот высоконаучный диспут, неизвестно. Также осталось неизвестным, когда экономический директор института перешел бы к обвинениям Саныча в пьянстве, алкоголизме, самогоноварении, производстве отравляющих газов, а также в библейских смертных и уголовно наказуемых грехах. Но в этом месте институтской постановки басни про волка и козленка из-за книжного шкафа вышел отяжелевший от обжорства рыжий кот, подошел к экономическому директору, мяукнул, задрал хвост и направил струю на его длинный халат. Воздух наполнился мандариново-хвойным запахом.