Флора и фауна
Шрифт:
— Я не выпущу ни тебя, ни его, пока ты не ответишь на мои вопросы, Леночка.
— Я обижусь…
Лучше угрозы не нашла? Сдаешь родная, сдаешься.
— И простишь, — продолжил за меня, открыв мне то, что я еще не поняла. — Как я. Вся смехотворность ситуации в том, что ни ты, ни я не можем обидеться друг на друга, чтобы ни сотворили, как не сможем уже жить, как раньше, врозь.
— Неправда. Есть границы, которые никому не дано переступать.
— Например? Где эта граница для нас? Ты хотела узнать, где она у меня? Или где у тебя? Я помогу,
Его ладонь начала скользить вниз по животу, стремясь к подолу платья:
— Ты испытывала меня, не так ли? Хотела знать, как я поведу себя, что буду делать, как прореагирую на твою эскападу? — его дыхание стало жарким и бросило в дрожь. Ладонь проникла под материю. Одно движение и трусики полетели к чертям. — Ты шла по обычной схеме и думала, я пойду тем же путем? Нет, родная, ты не ждала от меня простого решения, ты прекрасно понимала, чем дело закончится.
Я бы возмутилась, но вдруг поняла, что он прав, четко и ясно поняла, чего же я хотела… и получила. Его ладонь легла на лоно и пальцы начали ласкать его.
— Этого ты и хотела, — прошептал он. — Убедиться, что пути назад нет, и я тот, что всегда правильней поймет тебя и даст то, что ты хочешь. Мы с тобой одно целое. И не нужно испытаний, чтобы понять, мы похожи как близнецы.
Я вскрикнула от острого ощущения вспыхнувшего глубоко внутри меня и еле устояла на ногах. Впрочем, упасть бы не смогла — Бройслав держал крепко.
— Что же ты молчишь, Леночка, нечего сказать? Или возражений нет?
— Убери их, — прохрипела я, кивнув на охранников и Печи, что во все глаза завороженно смотрел на нас.
— Смущает? А использовать его тебя не смущало?
— Нет.
— Тогда он нам не помешает.
— Я хочу тебя, — призналась.
— Я понял, — сказал спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном. Вот это меня уже возмутило. Нет, мне было по большому счету начхать, смотрят на нас или нет, на асфальте Бройслав возьмет меня или у стены, но не с таким отношением.
— Сукин сын! — зашипела и забилась в его руках, пытаясь вывернуться. Бройслав подхватил меня и уложил на капот, зажал руки и рванул платье с тела — стразы мелкими искрами брызнули во все стороны. Я извернулась и все же въехала ему в ребра коленом, но толку не добилась.
— Лучше отпусти, — посоветовала.
— Иначе что?
Ответа у меня не было, он куда-то убежал под давлением искусных ласк:
— Ничего, Леночка, в том-то и дело — ничего. Ни мне за то, что хочу тебя сейчас и здесь и возьму, ни тебе за то, что ты намеренно выводила меня из себя, флиртовала с каким-то пингвином. Плевать тебе на него. Ты же чуть не зевала и все равно продолжала игру. Не он тебе был важен — я. А мне важна ты, — и вошел в меня. Я выгнулась и закричала. Наслаждение было настолько острым, что меня накрыло, смывая из головы остатки разума. — Кричи, девочка моя, кричи, — прошептал Бройслав. — Кричи громче, от радости, не от беды.
— Отпусти руки, — взмолилась я.
— Зачем?
— Я
— Нет. Не время.
— За Иво мстишь?
— Тебе? — в его глазах мелькнула печаль. — Глупенькая, я скорее отомщу ему… или себе за то, что не нашел тебя раньше, пока твоя душа не оледенела от одиночества.
— Тогда отпусти.
— Ты тут же ускользнешь. Нет, родная, я не отпущу. Сейчас ты в моей власти и намерен выяснить то, что мне еще непонятно. Я не хочу подобного экстрима, в следующий раз мне действительно придется убить того, с кем ты станешь флиртовать. Мне было больно, Леночка.
— Мне жаль… прости…
— Не стоит. Лучше расскажи, что ты хотела? — прошептал.
Его голос сводил меня с ума, а ласки расслабляли. Бройслав действовал на меня, как наркотик, и я не смогла промолчать:
— Узнать, понять.
— Что? Что буду делать? Чем тебе грозит связь со мной? Как видишь, ничем кроме блаженства.
— А другой?
— Другой? — он замер надо мной, с любовью вглядываясь в лицо. — Другая бы осталась с Печи, я даже к ним не подошел.
— И ты бы отпустил?
— Да. Сначала. А потом убил обоих. От меня не уходят, девочка, — и впился в мои губы.
Невыносимо было лежать распятой на капоте и чувствовать, как язык Бройслава заполняет рот. Энеску полностью владел мной и вместе с возмущением на эту тему пришло вдруг осознание — мне нравится принадлежать ему.
— Я бы тоже убила, — прошептала я, когда он освободил мои губы. — За то, что ты делаешь сейчас.
И это было правдой. Однажды я оказалась почти в такой же ситуации. Тот мужчина прожил ровно пять дней после…
— Надеюсь, прецедентов не было? — лицо Бройслава напряглось, взгляд стал острым и въедливым, в зрачках мелькнуло пламя, и я четко осознала, что назови сейчас кого угодно, и ему не жить. Бройслав ни думать, ни разбираться не станет — приказ отдаст и пращурам привет. За меня? За давнее, покрытое мхом и мраком прошлое, в котором не было его, и я жила неправедно и далеко не правильно?
Но разве так бывает? Разве привязываются настолько крепко, словно сплетаются корнями, и клетка в клетку втравливается?
— Были, — понял он, и губы побелели. Не знаю, отчего ему стало так больно, но то, что стало — увидела: лицо как судорогой свело, и взгляд, что лед стал, ладонь разжалась, выпуская мои руки. И отошел от меня.
Я чувствовала себя оплеванной, униженной и не понимала, за что и почему.
Попыталась слезть с машины и чуть не упала. Бройслав подхватил меня, но было поздно — сказка, что он подарил мне, рассыпалась и отдавала горечью обычного предательства.
Я ударила его, пытаясь оттолкнуть, и взъярилась, понимая, что он не отпускает, запутывая меня еще больше своим непредсказуемым необъяснимым поведением. Я колотила его, вымещая боль прошлых ошибок и бед, страхи и печали, а он терпел и лишь смотрел на меня как на несчастного больного ребенка. Обнял меня и держал, пока я не затихла.