Флоренция. Вид с холма

Даншох Алиса

Его ожидали без малого двадцать лет скитаний и унизительного статуса хоть и известного, но бедного гостя, которому некуда больше идти. А что самое страшное – его обуревали жгучая обида смертельно оскорблённого гордеца и всепоглощающая жажда мести. Что ж, целых два десятилетия он посвятил удовлетворению сего разрушительного чувства, в чём блестяще преуспел. Мы должны быть бесконечно благодарны чёрным гвельфам, подвергшим Данте столь жестокому, а главное, несправедливому наказанию за не только не доказанное, но и не совершённое преступление. Ведь если бы не изгнание, подогреваемое мечтой о реванше, вряд ли лирический поэт Алигьери написал бы свой трагический и страшный триллер – «Божественную комедию».

Кстати, «Божественной» она стала не сразу, так её позже окрестил другой суперизвестный житель Флоренции – автор «Декамерона»

Джованни Боккаччо. До сих пор поговаривают, что Боккаччо сильно завидовал Данте, а это весьма свойственно флорентийцам, так же как и комплекс суперполноценности. Он не прочь был погреться в лучах славы соотечественника, и это ему удалось: добавил всего одно слово – и навечно вошёл в мировую историю литературы не только как писатель эпохи Возрождения, но и как первый биограф Алигьери, первый его критик и промоутер его «Комедии». Данте свою рукопись назвал просто «Commedia», что строго соответствовало средневековой терминологии: комедия – это всякое поэтическое произведение среднего стиля с устрашающим началом и благополучным концом, написанное на народном языке. Тогда как трагедия – всякое поэтическое произведение высокого стиля с восхищающим и спокойным началом и ужасным концом, написанное исключительно на латыни.

С нашей современной обывательской точки зрения, Дантово творение никак не соотносится с увеселяющим жанром. Выбранный поэтом сюжет на вечные темы, такие как бессмертие души, ответственность и воздаяние за совершённое, с описаниями Рая, Чистилища и девяти кругов Ада, безусловно, соответствует высокой трагедии. Тогда почему же он пишет, опускаясь до низкого стиля и вульгарного языка? Ну уж, конечно, не потому, что плохо знал классическую латынь. Наоборот, он слишком хорошо её знал, недаром для прогулки по загробному миру он выбрал в сопровождающие любимого Вергилия. Совсем другие соображения двигали обиженным и оскорблённым политическим изгнанником Данте Алигьери. Облагороженный поэтическим даром мастера и лингвистическими изысканиями учёного, тосканский диалект должен был привлечь широкую аудиторию для публичного изобличения и хотя бы вербального наказания врагов и недругов оклеветанного белого гвельфа Флорентийской республики. Самая изысканная и правильная латынь при всём желании не могла передать бушевавшие в душе флорентийца страсти. Она не могла справиться с ненавистью и проклятиями невиновного, отлучённого от лона матери-жены-возлюбленной – Флоренции. А живой и выразительный народный язык предоставлял ему неограниченные возможности.

Нельзя сказать, что Флоренция забыла о своём блудном сыне. Кое-какие попытки к его возвращению она предпринимала. Дважды опальному государственному деятелю предлагалось вернуться и раскаяться, пройдясь по городу в рубище с горящей свечой. Сами понимаете, что бескомпромиссный оппозиционер Дант на такие позорные условия пойти не мог. «Будь ты проклята, Флоренция!» – воскликнул поэт и в отместку устремился в рай на свидание с Беатриче.

Мне вообще кажется, что Флоренция была единственным объектом женского рода, который по-настоящему возбуждал поэта, мужчину, человека и гражданина Данте. В моём представлении, его отношения с женщинами походили на некую странную конструкцию. В этом не совсем традиционном и не совсем любовном не совсем треугольнике фигурировали четверо – Данте и три женщины: законная и неизбежная данность Джемма; прекрасный, идеальный и несуществующий вымысел Беатриче и, наконец, живая и неистовая реальность Флоренция. О, она всегда демонстрировала свой характер суперэгоистичной женщины. Она умна, предприимчива, богата, хитра, коварна, жестока, изменчива, требовательна, надменна, самовлюблённа, немилосердна, соблазнительна и неблагодарна. Стоило Данте умереть от малярии в Равенне в ночь с 13 на 14 сентября 1321 года после поездки послом в Венецию, как тут же (примерно через 150 лет) «безутешная» Фло потребовала вернуть ей останки её дорогого, несравненного, восхитительного возлюбленного. Руками Микеланджело она собралась соорудить пышную мраморную усыпальницу и направила папе римскому петицию с просьбой обязать Равенну отдать ей тело усопшего поэта.

Вовремя предупреждённая Равенна выдала давнишней сопернице пустой саркофаг, резонно заметив, что после драки негоже размахивать кулаками. Такого человека обидели! Дома лишили, деньги отняли… А они, равеннцы, его приютили, предоставили (заметим, бесплатно) и кров,

и пищу, и почётную дипломатическую должность, и уважение, и восхищение… Равенна злорадствовала с нескрываемым удовольствием – хоть чем-то удалось досадить многовековой заклятой «подруге», хоть чуть-чуть поквитаться с этой чванливой и надменной Флоренцией.

Место упокоения предмета спора между двумя городами выглядит более чем скромно. Говорят, планы у Равенны по воздаянию почестей Данте были грандиозными, да деньги кончились. Зато тосканская столица средств на увековечение памяти своего героя не пожалела. Она отвела ему место в пантеоне храма Санта-Кроче и соорудила надгробие над пустующей гробницей. Поэт сидит в задумчивой позе с бессмертным своим творением на колене, а рядом с ним две дамы – печальная Флоренция и безутешно рыдающая Поэзия. Право, не знаю, что лучше – скромность Равенны или вызывающий в данном случае сомнение вкус Флоренции. Надгробием тщеславная Фло не ограничилась. На площади Санта-Кроче, перед местным, так сказать, Вестминстерским аббатством, стоит Данте из белого мрамора. Поэт выглядит мрачным; похоже, он считает, что памятник – слишком запоздалое раскаяние за его ссылку.

Сегодня все итальянские школьники проходят Данте. Много месяцев они построчно разбирают поэму, учат кое-что наизусть и вскоре благополучно забывают. Но не все.

Однажды мы попали в тосканский ресторанчик, владелец которого был не только поклонником поэта, но и знатоком и пропагандистом его творчества. Он знал наизусть всю «Божественную», а также выступал по всему миру с Дантовыми лекциями-чтениями. Перед каждой подачей блюда хозяин артистично и самозабвенно цитировал отрывок из «Комедии». Мы восхищённо ему внимали и к концу трапезы решили, что кроме заслуженных чаевых должны отблагодарить его чем-то неожиданным и необычным. В результате каждый из нас на чистом русском языке продекламировал одно из своих любимых стихотворений, вызывая бурю аплодисментов у остальных посетителей заведения. Наш очевидный успех, по-моему, слегка задел дантоведа, что, впрочем, не помешало ему сделать нам приличную скидку за обед.

На прощание наш приятель очень выразительно прочёл всем присутствующим ахматовское стихотворение «Данте»:

Он и после смерти не вернулсяВ старую Флоренцию свою.Этот, уходя, не оглянулся,Этому я эту песнь пою.Факел, ночь, последнее объятье,За порогом дикий вопль судьбы.Он из ада ей послал проклятьеИ в раю не мог её забыть, –Но босой, в рубахе покаянной,Со свечой зажжённой не прошёлПо своей Флоренции желанной,Вероломной, низкой, долгожданной…

Никто лучше Анны Андреевны не сказал про взаимоотношения поэта и Флоренции.

Глава IV. Однажды замужем

Глава, в которой автор приходит к выводу, что хоть один раз, но замуж сходить необходимо

Однажды Флоренция достигла того возраста, когда ей захотелось изменить свой социальный статус, поменяв одиночество на замужество по всем правилам – штамп в паспорте или подпись под брачным контрактом. А лучше и то, и другое.

К концу XIV века за Флоренцией закрепилась репутация богатой, своенравной и опасной женщины. Согласитесь, такой даме непросто найти достойного мужа, а её избранника вряд ли можно назвать счастливцем. Тем не менее после долгих поисков претендент на руку и сердце коварной красавицы отыскался. С широко открытыми глазами, на трезвую голову и при твёрдой памяти брачующиеся подписали контракт, а чтобы избежать осложнений и пересудов – сделали это тайно. Безусловно, это был брак по расчёту, выгодный для обеих сторон. Однако особенно выиграли от него окружающие. Конечно, нашлись завистники и злопыхатели, которые изо всех сил пытались разрушить и без того сложные отношения супругов. Но так как толком никто ничего не знал и мог только гадать, то ни интриги, ни заговоры, ни вмешательства извне, ни скверный характер Флоренции не смогли помешать союзу, продлившемуся без малого триста лет.