Флорис. «Красавица из Луизианы»

Монсиньи Жаклин

Пираты занимались своими делами. Они были относительно вежливы, но не шли ни на какие контакты, не завязывали знакомств и даже не отвечали на игривые шуточки девиц. Макрель пустила в ход все свое остроумие и с необыкновенным пылом расписывала тайные достоинства товарок, а также их таланты в любовных утехах, но происходило нечто непонятное: пираты внимательно ее выслушивали и оставались непреклонными. Ни один из них не предпринял ни единой попытки устроить тайное свидание с кем-либо из девиц. Макрель страшно сокрушалась по поводу столь необъяснимого равнодушия мужчин — ее репутация знаменитой сводни оказалась под угрозой!

— Бог мой! Да что же это творится?! Неужто на борту одни скопцы или педики? — хныкала

Макрель, у которой от всех этих неприятностей даже случился сердечный приступ.

Бывало, какая-нибудь из девиц, зазевавшись, подворачивала ногу и падала на мокрую палубу. Тут же к ней подскакивал кто-нибудь из пиратов, бережно помогал подняться и вежливо осведомлялся, не больно ли ей. Когда девицы уж слишком возбуждались и начинали истошно орать и яростно колотить кулаками в дверь оружейного склада, пираты для острастки щелкали кнутами, но не трогали девиц. Нет, решительно, здесь крылась какая-то тайна!

Дядюшка и Золотая Ляжка щедро одаривали пиратов улыбками, осыпали их градом веселых шуток в надежде выведать, куда направляется корабль, но матросы молчали как рыбы. Сначала Батистина думала, что они и сами этого не знают, а цель путешествия известна только Фоккеру да еще, быть может, Смерти-в-штанах, но какое-то шестое чувство подсказывало Девушке, что она ошибается.

«Красавица из Луизианы» весело скользила по волнам. Ветер раздувал паруса.

«Быть может, это и есть те знаменитые пассаты, которых так ждал капитан Робино? — пришло в голову Батистине. — И мы сейчас пересекаем океан?»

Иногда из трюма доносились печальные песнопения. Каждый раз, когда раздавались эти скорбные звуки, Батистина вздрагивала. Она с огромным сочувствием относилась к несчастным неграм, занявшим в трюме место пленниц. Она уже представляла, что за ужасная участь ждала этих бедняг, да и сейчас их положению нельзя было позавидовать. Батистина и ее подруги видели чернокожих почти ежедневно. Грязные, посеревшие от духоты и усталости, они еле таскали ноги вокруг бизань-мачты; единственной радостью для них была возможность помыться, если только Смерть-в-штанах милостиво разрешал им это. Правда, они вроде бы не страдали от голода. Казалось, Фоккер-Дьявол был не так жесток, как о нем говорили, и довольно сносно кормил как саму команду, так и пленников сытной похлебкой и солониной. Высокий крепкий негр часто приветливо улыбался Батистине, и постепенно девушка стала отвечать ему тем же. Он, видимо, был умен, ловок и изобретателен и пользовался большим авторитетом среди своих соплеменников. Однажды он тайком сунул в руку Батистине чудесный плод манго, который, наверное, стащил на камбузе. Девушка, как и все пленницы, очень страдала от отсутствия свежих овощей и фруктов и чрезвычайно обрадовалась неожиданному подарку. Она по-сестрински разделила диковинный плод с Дядюшкой и Макрелью, выделив кусочек и Жоржу-Альберу. Все они долго наслаждались ароматной мякотью, стараясь продлить удовольствие.

На следующий день негр, осмелев, прошептал:

— Как тебя зовут?

Ошеломленная Батистина замерла на месте. Она и представить себе не могла, что ее новый знакомый умеет говорить, да еще по-французски.

— Батистина… — еле вымолвила она.

— А мы зовем ее Красавицей, приятель! — захохотала Дядюшка.

Негр как-то странно глянул на толстуху, ничего не сказав, и опять улыбнулся Батистине.

— А меня зовут Жанно! — гордо ударил он себя кулаком в грудь и поиграл своими мощными бицепсами.

— Довольно, черномазый! Тебе запрещено болтать с девицами! — закричал один из пиратов и вытянул негра кнутом по спине. Тот так и подскочил от боли.

— Идиот! Прекрати! Это же самый лучший из них! Ты же ему шкуру испортишь, а то еще, чего доброго, и убьешь! Какой убыток! — заорал второй пират, перехватывая уже занесенную для нового удара руку приятеля.

Батистина

часто ощущала на себе дерзкий, насмешливый взгляд Иностранки. Золотая Ляжка по утрам становилась все более и более раздражительной. Батистина была уверена, что Иностранка прекратила свои ночные визиты. Однажды ночью она слышала, как Золотая Ляжка подобралась к гамаку Иностранки и стала что-то униженно канючить, но та только грубо поиздевалась над своей бывшей любовницей и послала ее к черту. Батистина, к своему стыду, испытала одновременно и облегчение, и разочарование. Когда она вспоминала о ночных забавах девиц, у нее пересыхало во рту. А Иностранка все время искала предлог, чтобы оказаться поближе к Батистине, хотя бы на секунду прикоснуться к ней, вроде бы случайно. Девушка холодно отстранялась, но всегда бывала смущена гораздо больше, чем следовало. Поведение этой странной женщины настораживало и возбуждало Батистину.

Жорж-Альбер поуспокоился и стал настоящим любимчиком девиц. Он пользовался абсолютной свободой, разгуливал по всему судну, забавлял пиратов, все обнюхивал и высматривал. Никто больше не думал опасаться его проделок, наоборот, умиравшие от скуки пираты приходили в неистовый восторг от его ужимок. Этот смешной умник-разумник даже завоевал расположение самого Фоккера-Дьявола, он совсем освоился в кают-компании и, сидя за столом рядом с грозой морей, развлекал того своими проделками.

Со временем почти такой же свободой стал пользоваться и Жанно, убиравший кают-компанию и частенько прислуживавший пиратам во время ночных оргий. Он, видимо, понравился Фоккеру, милостиво Делившему объедки со своей тарелки между негром и Жоржем-Альбером.

Итак, Жорж-Альбер и Жанно все видели, все слышали и каждый по-своему посвящали во все Батистину.

— Вы любите одиночество, мадемуазель!

Батистина вздрогнула: Иностранка бесшумно появилась из-за огромной кучи пеньковых канатов, на которой сидела девушка. Девиц только что вывели на прогулку. Легкий ветерок морщил и рябил гладь океана. Батистина отвела глаза в сторону и посмотрела на небо, на кричащих чаек. Она была очень недовольна тем, что кто-то посмел столь бесцеремонно нарушить ее уединение, но все же сдержалась и промолчала, лишь оглянулась на остальных товарок. Те разгуливали по палубе, смеялись, шутили, рассказывали друг другу всякие истории, окликали пиратов по именам, пытались с ними заигрывать.

— Эй, Питер! Красавчик! Слушай, ну неужели все голландцы сделаны из дерева или камня? — гоготала Дядюшка.

— Ой, гляди, Нене! Гурстром-то, Гурстром! Эй! Остановись, милок!

— Слышь-ка, Карапецци! Чтой-то там поделывает господин Фоккер? Хоть бы показался! А то мы просто помираем со скуки!

Пираты не могли удержаться от смеха, но к девицам не подходили, а только таращили глаза и держались за животы.

Батистина хотела встать и присоединиться к подружкам, но Иностранка ее опередила: она схватила девушку за руку и залебезила, одаривая ее сладчайшей улыбкой.

— Нет! Не уходите! Останьтесь! Не бойтесь меня, прошу вас! Мне так хочется поговорить с вами!

Батистина с трудом проглотила горячий комок, вставший в горле. Она отняла руку и подумала, что сейчас в самом деле опасаться нечего. Что может ей сделать это загадочное создание здесь, на палубе, на глазах у всех?

— Посмотрите на них… — заговорила Иностранка, указывая на разгуливающих по палубе девиц. — Они, конечно, славные девушки, что и говорить. Но я была так одинока до тех пор, пока не появились вы… Только одна вы и можете понять меня… Мы ведь с вами принадлежим к — совсем другому кругу, к другому миру… Нет, не отрицайте, я же это чувствую… У вас такие тонкие, изящные руки и запястья, такая нежная кожа, такие изысканные манеры, такая речь… Иногда я наблюдаю за вами по ночам… Нет, вы вовсе не принадлежите к числу подзаборных девок, как все наши спутницы!