Флорис. «Красавица из Луизианы»

Монсиньи Жаклин

Все идет прекрасно! Я выиграю сражение, а затем обязательно найду эту ведьму, колдунью, чаровницу… И предстану перед ней в качестве победителя! — прошептал Вильгельм, потирая руки, побаливавшие после веревок.

Всадники неслись вперед, не говоря ни слова и не оглядываясь назад. Вскоре они свернули с дороги, по которой прибыли сюда. До похищения Батистины они легко пропутешествовали по тылам противника благодаря мундирам, отобранным у английских часовых на берегах Шельды. Но теперь присутствие связанной Батистины могло их выдать. Они бросились напролом через заросли кустарника. Ветки больно хлестали Батистину, она ощущала уколы и удары. Девушка жалобно застонала.

— Предательница! И все-таки

я не позволю, чтобы тебе был причинен какой-либо вред, ты слишком красива… — проворчал Флорис, приподнимая ее и прижимая к себе. Девушка гневно посмотрела на Флориса. Их взгляды встретились…

Позади послышался стук копыт. Приближалась погоня. Беглецы придержали лошадей и затаились, припав к их шеям. Придавленная грудью Флориса, Батистина задыхалась. Она пыталась дрыгать ногами, приведя Флориса в еще большее бешенство.

— Монастырь, вот что тебе нужно! Да, да! Заточить тебя в монастырь! — зло прошептал Флорис и еще крепче прижал девушку к себе.

«Я его ненавижу! О, как я его ненавижу!» — подумала Батистина. С каким удовольствием она бы его укусила, если бы не кляп во рту! Однако почти бессознательно она сама прижалась к широкой груди молодого человека.

Флорис был сейчас слишком зол, чтобы уловить перемену в поведении Батистины. Мысли его были далеко. Он думал о том, доведется ли ему увидеть ее такой, какой она была в объятиях принца: прекрасной, томной, почти потерявшей сознание.

Адриан подал знак, что преследователи пролетели мимо и что они могут продолжать свой путь. Примерно в трехстах туазах [18] от них чернел лес.

18

Туаза — старинная французская мера длины, около 2 метров.

— Скорее туда! — прошептал Адриан.

Четверо беглецов опять хлестнули коней и направились к лесу. Вскоре густые заросли поглотили их, скрыв от посторонних глаз.

— Подождите, барин, — сказал Федор, спешиваясь. Он быстро и ловко обмотал копыта лошадей тряпками. Меры предосторожности, предпринятые старым казаком, оказались не лишними. Маленькая кавалькада осторожно двигалась вперед, стараясь не напороться на бивуаки англичан. Вскоре до них донеслось журчание воды. Шельда катила свои воды совсем неподалеку. Они уже видели реку, были почти на берегу. Но снова послышался перестук копыт, и на берег галопом вылетели «красные мундиры». Кругом зазвучали гортанные голоса. Командиры отдавали приказы. Десятки пехотинцев с факелами в руках высыпали на берег. Загромыхали колеса пушек: в зарослях разворачивались батареи. Беглецы уже не могли перебраться через реку, не привлекая внимания. Хотя на них были красные английские мундиры, их несомненно бы обстреляли.

— Может, мне попробовать одному? Уж я-то сумею пробраться, барин! — сказал Федор.

— Нет, сейчас слишком опасно добираться до расположения наших войск. Если ты не сумеешь, то все пропало! А это было бы уж слишком глупо! Нет, пожалуй, вернемся назад и спрячемся на колокольне часовни. Оттуда мы сможем предупредить маршала! — приказал Адриан и повернул коня. — Мы и так уже совершили достаточно много глупостей! — добавил он и пришпорил своего верного скакуна.

Федор, видимо, понял намек на какой-то свой проступок и низко опустил голову. Батистина спрашивала себя, что все это могло бы значить. Всадники следовали друг за другом, направляясь в тыл английских войск, то есть туда, где их меньше всего искали. Однако они все же не осмеливались выехать из лесу. Ли Кан ехал впереди в качестве разведчика. Он как никто другой предчувствовал опасность, в этом ему не было равных. Конечно, с первого же взгляда можно

было бы определить, что в этой странной фигуре с длинным кинжалом в руке и с болтающейся за плечами косой не было ничего английского, кроме формы. Когда он подавал предостерегающий знак, все остальные затаивались в овраге, зарослях или за толстыми стволами деревьев, чтобы пропустить пушки, телеги, тележки и целые батальоны, готовые к бою.

Флорис накинул на Батистину какое-то покрывало, которое почти полностью прятало ее. Вероятно, не все солдаты и офицеры знали о приказе ловить шпионов. Иногда какой-нибудь английский солдат и замечал маленькую группу всадников, чего-то выжидавших под покровом ночи, но не придавал этому значения. Накануне сражения каждый солдат думал только о себе.

Батистина ломала голову: в какое же таинственное место они спешат, скользя словно призраки, среди вражеских полков?

— Остановимся здесь! — приказал Адриан.

Впереди, примерно в ста пятидесяти туазах от них, на небольшом холме возвышалась часовня. Колокольня высоко вознесла свой шпиль над вершинами деревьев. У главного входа в церковь виднелись пушки англичан и их союзников. Солдаты спали прямо на земле, завернувшись в какие-то тряпки или обрывки ткани, ночь была уже по-майски теплой. Часовые прохаживались взад и вперед, зорко наблюдая по сторонам. Вдалеке солдат распевал грустную шотландскую песенку.

— Черт побери! Если «красные мундиры» засели и внутри часовни, нам останется только повернуть назад и записаться в английскую армию! — прошептал Флорис.

— Ли Кан, как сказочный змей, заберется на пагоду и принесет тебе, Майский Цветок, известия, как сделал бы это глубокоуважаемый Пан Ку! — сладко пропел тоненьким голоском китаец, соскальзывая с седла. Он зажал кинжал в зубах и исчез среди деревьев. За ним поскакал Жорж-Альбер. В томительном молчании прошло несколько минут. Тишину нарушали только английские офицеры, отдававшие приказы, да слышался протестующий голос какого-то голландца.

Батистина положила голову на плечо Флориса. Молодой человек слегка отодвинул покрывало. Девушка не понимала, какая опасность нависла над ними всеми и над ней самой; ее клонило в сон. Он посмотрел на нее с нежностью. Да, да! Именно с нежностью! Ее красота, молодость, беззащитность и невинность смягчили сердце Флориса против его воли. Он еще раз взглянул на длинные дрожащие ресницы, на нежные щеки, пухлые, еще полудетские губы… Он вздрогнул, услышав знакомый шепот Ли Кана:

— Великий Феникс о двенадцати головах подарил мне свое сладчайшее дыхание, — завел свою песню Ли Кан, вынырнув из темноты вместе с Жоржем-Альбером.

— Итак, путь свободен? Или нет? — оборвал его Адриан, не желавший терять время даром.

— Соколиный глаз Ли Кана увидел дорогу, всю обсаженную тысячами и тысячами цветов, как у лисицы, возвращающейся в нору! — прошипел китаец, гордо размахивая косой из стороны в сторону. На нормальном языке это означало, что можно двигаться вперед без опаски.

— Браво, Ли Кан, ты понемногу начинаешь исправлять свою оплошность! — прошептал Адриан, спрыгивая с коня.

Жорж-Альбер глухо заворчал, недовольный тем, что похвалили не его, а китайца. Он был крайне обижен такой несправедливостью: ведь это он по приказу Ли Кана взобрался на колокольню и все осмотрел.

Всадники привязали лошадей в густых зарослях ивняка. Флорис опять вскинул Батистину на плечо, словно копну соломы. Ни Флорис, ни Адриан теперь даже не подумали оставить девушку под надзором Федора и Ли Кана, ибо они перестали доверять двум «воспитателям» и всячески это подчеркивали — пусть эти двое несчастных хорошенько почувствуют свою вину. Федор и Ли Кан предпринимали героические усилия, чтобы заслужить прощение за досадный промах, приведший к похищению девушки.