Флорис. Любовь моя
Шрифт:
— Скорее, сюда направляется стража, чтобы схватить дуэлянтов.
Нобруб поклонился слегка ошарашенному Флорису.
— Сударь, нам пора прощаться. Вам я тоже советую бежать: королевская полиция строго наказывает за дуэль.
Нобруб и Вильпай, со смехом устремившись к карете, мгновенно скрылись в ней, а за ними последовал человек в черном, который несколько замешкался, с удивлением глядя на Флориса и Адриана.
Зеваки также поспешно разошлись, ибо никому не хотелось угодить в Бастилию. Флорис с Адрианом, в свою очередь, побежали к лошадям, оставленным у входа на мост. Граф Нобруб крикнул им из окна кареты:
— До скорой
— Мы непременно увидимся, — отозвался Флорис, — и завершим нашу дуэль, сударь!
— Не сомневайтесь.
Вместе со своими спутниками наши герои вскочили в седло. Адриан крикнул мальчишке:
— Показывай, где твой постоялый двор, и поживее!
Сорванец, взгромоздившись на круп лошади позади Федора, сказал:
— Сену переедем по мосту Нотр-Дам. Лучникам не придет в голову искать вас там.
Флорис чувствовал себя хмельным от восторга. В первый же день пребывания в Париже он получил дуэль и поцелуй — о таком счастье и мечтать было нельзя!
Сорванец, которого звали Рике, проводил их на постоялый двор с гордой вывеской «Карл Великий». Собственно, это был дом Рике, ибо заведение принадлежало его матери. По рукам ударили быстро: за шесть ливров в день братьям со свитой предоставляли кров и пропитание на тот срок, какой они сами пожелают. Мать Рике была мощной женщиной, и все почтительно именовали ее Мадам Ом. Она сразу прониклась уважением к молодым господам, дравшимся на дуэли и имевшим столь необычных слуг. Правда, она не знала, что у Флориса с Адрианом осталось только двести ливров. В общем зале постоялого двора готовилось на вертеле жаркое; вскоре наши друзья принялись с жадностью уплетать баранье плечо, но тут дверь отворилась, и на пороге возникла Прекрасная Роза с Жоржем-Альбером на руках. Обезьянка радостно вскрикнула, увидев хозяина, и бросилась ему на шею.
— Заставил же ты меня побегать, Малыш-Красавчик! — сказала Прекрасная Роза.
— Как мне благодарить вас, мадемуазель? Бедный Жорж-Альбер, я совсем о нем забыл. Но как же вы сумели нас найти?
Прекрасная Роза рассмеялась.
— В королевстве нищих новости расходятся быстро, а твоя дуэль наделала шума. Если захочешь повидаться со мной, — добавила девушка с улыбкой, — спроси на Новом мосту Прекрасную Розу.
Флорис поклонился ей так, словно перед ним стояла сама королева.
Чрезмерно возбужденный своими подвигами, юноша не смог заснуть и на цыпочках, чтобы не разбудить Адриана, вышел из спальни. Ему хотелось поближе познакомиться с этим загадочным Парижем… хотелось найти Прекрасную Розу…
30
Итак, через семнадцать лет Флорис с Жоржем-Альбером на плече пустился по стопам своего отца на поиски приключений в ночном незнакомом городе. Со времен Регентства город изменился: стал не таким уж темным, поскольку на углах улиц расставили фонари. Зато зловоние осталось прежним, и Флорис почуял его с первых же шагов. В свою очередь, ему пришлось ступить в жидкую, дурно пахнущую грязь, где смешивались сточные воды, экскременты животных и, не будем утаивать, моча парижан. Париж славился своим дерьмом не меньше, чем прекрасными памятниками старины. Флорис споткнулся о мусорную кучу, гнившую здесь уже несколько недель, и расхохотался:
— Какой же ты грязный, Париж! Но я все равно люблю тебя. Ну-с, где же мы находимся?
Флорис решил держать путь к Сене. Он прошел мимо Люксембургского сада, затем
— Десять часов, спите с миром, добрые люди.
Это рассмешило Флориса, ведь ему совсем не хотелось спать. Жорж-Альбер, казалось, тоже радовался прогулке. Где-то в ночи колокол пробил десять ударов, и Флорис вдруг помрачнел — ему вспомнился погребальный звон в Мортфонтене. Каким далеким и одновременно близким представлялось прошлое! Флорис с трудом сдержал слезы при мысли о матери и тут же увидел личико Батистины, ее громадные голубые глаза, полные печали при расставании с братьями. После похорон Максимильены Адриан решил оставить замок и отправиться в Париж, дабы там попытать счастья. Управление землями было доверено славному Шабу.
Флорису показалось, будто Адриан недоговаривает и что-то от него таит. Поскольку Батистину нельзя было оставлять одну в опустевшем замке, пусть даже вместе с Элизой, братья договорились, что из ренты в десять тысяч четыре тысячи пойдут на оплату полного пансиона для сестры в монастыре урсулинок в Пуасси.
Сестры-урсулинки сразу же прониклись сочувствием к трем сиротам и обещали, что Батистине будет у них хорошо. Флорис и Адриан, очень взволнованные разлукой и сестренкой и с Элизой, оставленной в монастыре вместе с Батистиной, попрощались с девочкой под умиленным взором доброй матушки Марии-Марты.
— Мы займемся вашим воспитанием, дитя мое, и вы станете безупречной барышней. Поцелуйте же ваших братцев на прощание.
Батистина упрямо смотрела в пол, явно не желая становиться безупречной барышней. За спиной Флориса и Адриана Федор с Грегуаром обливались горючими слезами, а Ли Кан с поклоном сказал монахине:
— Дочь Будды, оберегай нашу Голубую Стрекозу, а также Здравую Мудрость. Оставляем их на твое попечение.
Если мать Мария-Марта и удивилась, то ничем этого не показала. Впрочем, она больше смотрела в сторону Грегуара, ибо из этого трио он один внушал ей хоть какое-то доверие. В тот момент, когда Флорис с Адрианом выходили из приемной, туда вошла в сопровождении гувернантки и слуги нарядно одетая красивая девочка. Она бросилась в объятия матери Марии-Марты, а та воскликнула:
— Ах, вот и моя маленькая Жанна-Антуанетта вернулась! У вас теперь новая подружка! Как видите, господа, ваша сестра попала в прекрасное общество.
Батистина подняла голову и посмотрела на девочку. Малышки сразу же понравились друг другу.
— Пойдемте, мои милые! — сказала добрая матушка. — Но прежде я вас познакомлю. Моя дорогая Батистина, это Жанна-Антуанетта Пуассон, она живет у нас уже два года.
Юная барышня сделала необыкновенно изящный реверанс, а Флорис с Адрианом в ответ поклонились. Устремив на них вздор своих светлых глаз, она сказала:
— Я уже полюбила вашу сестру, и мы, конечно, быстро подружимся.
Заметно повеселевшая Батистина позволила братьям уйти, но едва ворота монастыря закрылись за ними, как она с рыданием устремилась в объятия Жанны-Антуанетты и Элизы.
Садясь на коней, Флорис с Адрианом услышали, что бурчит себе под нос Грегуар:
— Надо же, какая-то мадемуазель Пуассон навязалась в подруги мадемуазель де Вильнев-Карамей! Ну и времена пошли! При покойном короле о таком и помыслить не могли!
Братья рассмеялись.