Флорис. Петербургский рыцарь
Шрифт:
— Замолчите, глупая женщина, лучше узнайте, кто это так шумит на кухне, и прикажите им прекратить. Мне надо поговорить с этими господами.
Флорис и Адриан молили Бога, чтобы воевода не догадался, что они понимают каждое его слово.
Толстуха хлопнула в ладоши и кликнула по-французски:
— Капитан Потоцкий, что там за шум?
— Великая княгиня, — ответил капитан на своем отвратительном французском, — там идет маленький спор, кто является лучшим танцором — казак Федор, китаец Ли Кан или я, капитан Потоцкий. Господин Грегуар, благородный интендант их милостей, вместе с солдатами, кухарками,
— Я не возражаю, — миролюбиво согласилась матрона, — но радуйтесь как-нибудь потише, иначе я всех прикажу высечь.
Усы бедного капитана сразу обвисли, и он, понурив голову, вышел.
Флорис снова сел. В ушах у него гудело. Стол медленно кружился, однако он удивился, сколь яростно сопротивляется его организм воздействию алкоголя.
Филиппа властным жестом взяла его руку и вернула ее туда, где она находилась перед двумя предыдущими тостами, то есть в самый нежный и самый жаркий уголок ее тела. Молодой человек задрожал от желания и едва не потерял голову — столь страстно ему хотелось схватить Филиппу и сжать ее в объятиях. Адриан, поняв, что творится в голове брата, строго взглянул на него и тем самым в очередной раз спас от совершения непоправимой глупости. Адриан самым непостижимым образом имел абсолютную власть над братом, и тот, сразу протрезвев, принялся слушать воеводу.
— Здесь, в Польше, наша радость поистине велика, ваша светлость, ибо наконец мы видим перед собой чрезвычайное французское посольство, направляющееся в Московию. Наш великий король Август, да хранит его Господь, заранее ликует, так как уверен, что теперь регентша и ее министры несомненно подпишут договор с Францией, который не может не быть благоприятным для нашей любимой страны.
Флорис решил, что сейчас воевода поднимает еще один тост за свою любимую родину, однако этого не произошло.
Адриан размышлял, любуясь цветом токайского в своем бокале. Он понял, к чему ведет воевода, и ждал, как будут разворачиваться события. Флорис вздрогнул: маленькая ножка Филиппы вновь пошла в атаку. Он еще немного выпил, чтобы придать себе мужества, и сдавил руку девушки.
— Есть люди, — продолжал воевода, — которые хотели бы видеть на троне царевну Елизавету, потому что в жилах ее течет польская кровь, но король Август верен регентше Анне. И он никогда бы не стал помогать мятежникам, даже если бы их поддержала какая-нибудь великая иностранная держава.
Адриан без труда понял истинный смысл слов воеводы:
«Если произойдет государственный переворот, мы будем только счастливы и готовы помочь вам».
Воевода поднял руку. Слуга вновь наполнил его кубок, и знатный поляк продолжил:
— Что ж, жизнь идет. Ах, совсем забыл, господин посол, и вы, господа: по счастливой случайности один из моих близких друзей является врачом царевны Елизаветы. Да, он родом из Ганновера. Двадцать пять лет назад он спас мне жизнь, излечив от тяжелой четырехдневной лихорадки. Вы меня очень обяжете, если передадите ему привет от воеводы из Ковно. Помню, как однажды я научил его старой народной польской песенке. С каким уморительным акцентом он исполнял ее! Да вот она, послушайте:
ЧьяВоевода, поднявшийся, чтобы весело напеть эту польскую балладу, давно известную Флорису и Адриану, снова сел, вполне довольный собой.
— Ну вот, теперь он всю ночь будет терзать наши уши своими дурацкими песенками, — пророкотала его могучая супруга.
— О! Я, кажется, немного пьян, — продолжил по-французски воевода, не обращая внимания на весьма нелюбезное замечание своей дородной половины, — поэтому повторю, чтобы не забыть: моего старого друга зовут господин де Лесток. Он безраздельно предан принцессе. Если кто-нибудь из вас заболеет, уверен, он сможет прийти в посольство, чтобы полечить вас.
— Вы сообщили нам бесспорно ценные сведения, — невозмутимо ответил Адриан, — потому что у нас слабое здоровье, а хороший врач — большая редкость.
Воевода улыбнулся и повернулся к Флорису.
— Странно, господин шевалье, с той самой минуты, как я вас увидел, я пытаюсь вспомнить, кого вы мне напоминаете, но пока безрезультатно.
Адриан побледнел. Он прекрасно понимал, о чем мог начать говорить воевода. Флорис, напротив, был очень удивлен.
— Думаю, господин воевода, что вы ошибаетесь, и я не могу напомнить вам кого-либо, потому что мой отец давно умер, а на мать я совершенно не похож; впрочем, и она, к несчастью, тоже уже умерла.
— Да что вы! Да… и все же странно, но ощущение того, что я вас где-то видел, не покидает меня… ваше имя… фамилия Карамей ничего не говорит мне, но ваши черные кудри, зеленые глаза и высокий рост напоминают мне… Э… да… знаю! О!.. Но нет… это невозможно… кажется, я выпил немного лишнего.
Воевода расхохотался. Адриан облегченно вздохнул; на лбу его блестели капельки пота.
«О, матушка! Какое тяжелое наследство оставили вы своему старшему сыну! Должен ли я когда-нибудь открыть Флорису правду? Господи, что мне делать? Да, я знаю: надо ждать, как будут разворачиваться события, и поступать в зависимости от обстоятельств», — вздохнул он.
— А напоследок, ваша великая светлость, господин граф и господин шевалье, я выпью за то, чтобы счастливая ночь, проведенная под крышей моего замка, скрепила нашу дружбу.
Вряд ли воевода знал, насколько верен был его последний тост. Флорис и Адриан, обменявшись мнениями о прошедшем вечере и пошептавшись с маркизом, постановили, что их миссия началась успешно и они неожиданно приобрели добровольных союзников; затем братья, словно две тени, проскользнули в спальню, где их ожидали Филиппа и Генриетта. Флорис и Адриан боялись встретить кого-нибудь на лестнице, но, к счастью, Федор и Ли Кан вместе с остальной челядью продолжали петь и плясать на кухне. Грегуар нашел соломенный тюфяк и, чувствуя легкое опьянение, проворчал: