Фокусник
Шрифт:
– Я ничего не сделал, - сказал Урек. Один из полицейских, шедших по центральному проходу, приблизился к нему.
– Я хочу поговорить с адвокатом моего отца.
– Тебе предоставят такую возможность в полицейском участке.
– Я не поеду в участок!
– Кто с тобой был?
– спросил капитан Роджерс.
– Ищите себе другого доносчика, - огрызнулся Урек и неожиданно метнулся к окну, туда, где находился лишь один полицейский. Тот схватил Урека за руку.
– Отпусти мою руку!
– заорал Урек, вырвался и мгновенно вскарабкался на высокий подоконник.
Полицейский ухватился за ногу
– Всем сесть!
– прогремел капитан.
– Сядьте!
– Оставьте меня!
– крикнул Урек, прижавшись спиной к стеклу.
Кто-то из полицейских вытащил пистолет.
– Убери немедленно!
– приказал капитан.
Пистолет вернулся в кобуру.
– Может, очистить зал?
– шепотом спросил мистер Чадвик, наклонившись к уху капитана.
– Нет, иначе мы потеряем трех остальных. Мы с ним справимся.
– Он оглядел аудиторию.
– Принесите, пожалуйста, пару стульев или лестницу.
Через минуту кто-то из преподавателей принес два стула из соседнего класса.
– Спускайся вниз, - обратился капитан к Уреку.
– И не подумаю! Убирайтесь отсюда!
Стулья поставили справа и слева от Урека, на них встали два полисмена и одновременно попытались схватить Урека. Тот отпрянул назад, послышался звон разбитого стекла, девочки завизжали. Казалось, он вылетит на улицу, но полицейские успели схватить его и швырнули на пол. К упавшему Уреку бросились и преподаватели, и школьники.
– Разойдитесь!
– крикнул капитан, спрыгивая со сцены. Он опасался, что Урек потерял сознание, сломал ногу, а то и позвоночник.
Но, как только капитан наклонился над ним, Урек схватил его за воротник. Тут же десятки рук прижали хулигана к полу, а минуту спустя на него надели наручники и вывели из зала. В понедельник вечером Эда перевели из отделения реанимации в обычную палату. Теперь около кровати стоял телефон, и, хотя он не мог пользоваться им из-за оранжевой трубки, проходившей через горло в желудок, его радовала сама возможность связи с внешним миром. Болело горло, он не мог глубоко вздохнуть, но с каждой минутой Эд чувствовал, что возвращается к жизни.
Хотя время для посещений давно прошло, сестра, к удивлению Эда, ввела в палату очень высокого застенчивого юношу в солдатской форме. Дежурный врач разрешил ему повидать Эда, потому что тот, прочитав в "Тайме" о случившемся, приехал из форта Дике, откуда его со дня на день могли перебросить на военную базу в Техасе. Эд оживился, увидев Гила, и знаком предложил ему сесть.
Девятнадцатилетнего Гилберта Аткинса этой осенью призвали в армию. Раньше они часто встречались на заседаниях Нью-Йоркского отделения Международного общества иллюзионистов. Остальные члены общества были намного старше, что способствовало их сближению, насколько позволяла трехлетняя разница в возрасте. К тому же они оба не просто покупали или копировали старые фокусы, но старались привнести в них что-то свое, выполнив их по-новому. В отличие от других, более старших членов общества юношей очень интересовала психология зрителей, создание условий, при которых у большинства из них возникало желание полностью поверить фокуснику.
– Не пытайся говорить, - сказал Гилберт.
– Мне рассказали о
Он протянул Эду маленькую потрепанную книжечку Джина Хугарда с описанием сложных карточных фокусов, жемчужину своей коллекции из трех десятков книг знаменитых иллюзионистов.
– Но она твоя, - попытался ответить потрясенный Эд.
– Я не успел ничего купить. К тому же ближайшие два года она мне не понадобится.
– Спасибо, - пробормотал Эд. Оранжевая трубка не позволяла произносить членораздельные звуки.
– На тебя напала та самая банда, о которой ты мне говорил? Эд кивнул.
– Ты знаешь, в армии полно точно таких же идиотов. Деревенские дурни, собранные со всей страны. Их интересует только пиво, боулинг да машины. Если б ты только слышал, что они говорят о женщинах, даже о своих женах. Они не ходят в кино, только в кинотеатры для автомашин, да и то не для того, чтобы смотреть фильм. Единственное, чего им не хватает в армии, так это телевизора. Им бы только выпить да сыграть в покер. Я стараюсь держаться особняком. Не будь я таким высоким, у меня каждый день возникали бы с ними стычки.
В палату заглянула сестра и сказала Гилу, чтобы тот не задерживался.
– До армии я не осознавал всего того, что мы читаем о насилии, продолжал Гил.
– То есть я знал о Гитлере и тому подобном, об убийствах и грабежах, но не принимал этого всерьез. Теперь, пожив пару месяцев среди этих людей, я удивляюсь, почему у нас так мало насилия. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Он взглянул на Эда.
– Узнав, что с тобой случилось, я начал жалеть, что не удрал в Канаду.
– Он засмеялся.
– Впрочем, это не привело бы ни к чему хорошему. Я угодил бы в тюрьму и оказался среди таких же личностей. Ну, я пошел. Поправляйся.
– Гил написал на листке бумаги несколько слов.
– Это мой почтовый адрес. Я обещаю отвечать на каждое твое письмо.
10.
В зале суда, разделенные широким проходом, стояли четырнадцать рядов стульев, с которых горожане могли наблюдать за свершением правосудия. Однако редко кто из них пользовался этим правом и заходил в мрачный, отделанный темным деревом зал, единственным цветовым пятном которого был американский флаг, свисающий с флагштока за спиной судьи, одетого в черную мантию.
Урека ввели без наручников, так как адвокат убедил капитана, что его подзащитный не выкинет никакого фортеля. Джорджу Томасси не хотелось просить судью о минимальной сумме залога для клиента, свободные руки которого представляли, по мнению полиции, опасность для общества.
У судьи Клиффорда вошло в привычку рассматривать каждого обвиняемого, как поступающего на работу. Первые тридцать секунд уходили у него на внешний осмотр. Урек с коротко стриженными, аккуратно причесанными волосами и невинным выражением лица ему понравился. Несколько портил впечатление глубокий вертикальный шрам на правой щеке юноши, доходящий до самого уха. Видя такие шрамы у негров, судья полагал, что они получены в ножевых драках, у белого он мог появиться в результате падения с велосипеда. Спрашивать, разумеется, он не стал. Урек был в белой рубашке, полосатом галстуке и выглаженном костюме, и судья с удовлетворением отметил, что юноша следит за тем, как он выглядит в глазах окружающих его людей, в отличие от большинства его сверстников.