Фонтан
Шрифт:
Но Дакворт не отвернулся. Он не мигая смотрит на фонтан, так долго запечатлевая его в своем мозгу, что все находящееся на периферии зрения темнеет и начинает мерцать крошечными звездочками, а стенки фонтана медленно пульсируют в такт его собственному дыханию.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Китайская еда (начало)
Кувалда затыкает одно ухо пальцем, чтобы заглушить грохот промышленного вентилятора Эктора, а к другому уху прижимает «водопроводный» мобильник. Ее адвокат звонит по обоим телефонам, вечно не помня,
«Извини, Дюшан, ты должна вернуть деньги. В мэрии заявили… — шорох бумаг, — в мэрии заявили: „Дохлый номер". Ага. „Дохлый номер". Это цитата. Эй, за телефонный звонок платить не нужно, лады? И я подумал, если ты не занята…»
Гудок.
Кувалда передергивает плечами. И роняет «раскладушку». Та падает прямо на грязный бетонный пол крошечной мастерской Эктора, задняя панель открывается, как стеклянная крыша самолетной кабины, и аккумулятор вырубается. За правым глазом расцветает боль. Язык прилипает к нёбу точно бесполезный кусок мяса. Стиснутые серебряные зубы превращаются в электрические. Указательный палец левой руки выпускает в отключившийся телефон из воображаемого пистолета воображаемые пули. Съеденный легкий обед вызывает изжогу, мочевой пузырь угрожает опорожнением, а кишечник урчит и вздувается. Из обеих ноздрей стремительно, так что приходится ловить их краем закатанного фланелевого рукава, вырываются сопли. Лицо и грудь пылают. Кувалда расстегивает комбинезон — комбинезон, который она никогда уже не снимет.
В обозримом будущем. А Кувалда может заглянуть в будущее на десять лет. Она поворачивается к вентилятору и рывком расстегивает рубашку; пуговицы с треском отрываются и отлетают, похожие на НЛО в фильмах Эда Вуда. Две из них, попав на грязные стальные лопасти вентилятора, вращающегося со скоростью пятьсот оборотов в минуту, рикошетят как пули. Внезапно кусочек одной из пуговиц врезается Кувалде в кожу над бровью. Она чувствует, как капает кровь, но продолжает неподвижно стоять, и пот с ее раскрытой груди частично впитывается плохо сидящим бюстгальтером, частично испаряется под воздушными струями, исходящими от вентилятора. Женщина глубоко вздыхает.
Это конец.
В кармане рубашки вибрирует, точно неисправный кардиостимулятор, «художественный» телефон. Она отвечает с закрытым ртом:
— М-м.
— Мисс Кувалда, это Бет; где, черт возьми, ваша мастерская? Я в Белмонте и…
— Нет, нет, — говорит Кувалда, обретая дар речи. — Я в другой мастерской. В моей сейчас дезинсекция.
Кувалда чувствует, что ее хладнокровное вранье хотя и вынужденное, но уместное. Затем до нее доходит, что Бет не из тех, кто обращает внимание на нюансы.
— Я буду через час-другой, — сообщает Бет. — Надо закончить подготовку к нашей с Джеки поездке. Вы ведь почти доделали кресло, да?
— Да, я вам говорила…
Пи-и.
Второй Кувалдин телефон тоже постигает трагическая судьба, он летит на пол и попадает под каблук окованного сталью ботинка. Кувалда не выносит, когда ее достают. Ей в глаз капает кровь.
Гребаная Бет.
Кувалда наклоняется над склизкой раковиной. Кровь брызжет на ее дно. Щербатое зеркало затянуто
Вон Кувалда.
Кровавая слеза повисает на брови, как муха, пойманная в ловушку экзотическим плотоядным растением. Кувалда наконец зажимает царапину. Но в замызганном зеркале не видно, насколько она глубокая. Женщина протирает стекло охапкой голубых бумажных полотенец, и когда новая вода удаляет призрак старой, отражение становится четче. Теперь заметно слишком многое. Гусиные лапки, образовавшиеся, потому что она слишком долго щурилась, работая с мелкими деталями. Две глубокие складки над ртом, несмотря на всю ее неулыбчивость. Прорезавшие кожу над переносицей морщины от постоянных раздумий. Небольшое скопление мини-складочек над ложбинкой на груди, дряблое, как забытое комнатное растение.
Кто хочет жить вечно?{26}
Кувалда выворачивает ручки крана с белесыми пятнами минерального налета и плещет в лицо водой, чувствуя, как мозоли на ребрах ладоней царапают щеки.
Очнувшись от задумчивости, Кувалда набирает на «водопроводном» телефоне, задняя панель которого теперь примотана скотчем, другой номер. Телефонные гудки сейчас звучат по-иному, как далекие сигналы космического корабля, кружащего над черной дырой.
— Возьми трубку, Эктор, — говорит Кувалда.
Гудки.
Кувалда смотрит на баллон с аргоном, который она приволокла с собой в мастерскую Эктора. Он пуст. Баллон Эктора тоже пуст. Теперь сварочный аппарат бесполезен, он низводит конструкцию кресла (подделку под Хигби, а может, и нет, зависит от заказчицы) до двухмерного состояния. И скоро на мастерскую обрушится ураган пятой категории «Бет».
Возьми трубку.
Дохлый номер.
Эктор трубку не берет.
Острым плоским плотницким карандашом Кувалда вычеркивает имя Эктора из краткого списка обладателей сварочных аппаратов и запасных баллонов с аргоном. Она намечает дальнейшие пути. Сейчас поздний вечер. Она должна доделать это чертово кресло. Сейчас.
Дохлый номер.
Кувалда не может связаться ни с Эктором, ни хоть с кем-нибудь еще. Она листает свой блокнот. В самодельных приклеенных кармашках хранятся старые идеи, квитанции и бумажки с адресами и телефонами. Она вытаскивает старые листки, хрусткие от пятен кофе, отпечатков пальцев, семян и стебельков.
Перебирает.
И попутно бормочет:
— Блин, блин, блин.
Перебирает.
— Блин, блин, блин, блин.
Перебирает.
— Да.
Нашла. Запачканный кровью листок с контактами актеров и съемочной группы «Поймай звезду!». А внизу номер мобильного Роберта Б. Беллио.
Переговоры с Би: раунд 1
— Кто это?
— Уокер.
— Кто?
— Харриет Уокер.
— Кто?
— Кувалда.
Гудки.