Фонтан
Шрифт:
Втащить Армстронга в вертолет.
Тынц. Но подождите!
Наложить четыре жгута, поскольку у него два.
7кнц. «Вы не знаете, что это может вас убить».
Робардс тщетно ищет свое шоу. Что-нибудь знакомое, с привычным темпом. Не теперешнее, а сегодняшнее.
Тынц. Да чтооооооооооооооооооо?????
«Это нормально? — думает он. — Это именно то, что окружает его шоу? Весь этот отстой, эта дрянь?..»
Это…
Дыхание становится прерывистым.
Это…
Дерись или беги.
Это
[слив]
Ватерлоо
Давайте вернемся к Джасперу П. Дакворту и посмотрим, чем он занимался последние несколько недель.
…Он делает это с полуулыбкой, закатывая глаза и едва заметно пожимая плечами. Эктор, дежурный охранник, видит это, видит, что Дакворт несет в руках две полные пятигаллонные складные канистры. Шаркая, но стараясь идти как можно быстрее.
Он не похож на того, кто тайком выносит из музея десять галлонов Н20 из фонтана на третьем этаже. Он похож на того, у которого есть план Б. На человека, который рассчитывает победить, приобрести влияние, не остаться за бортом. Который решил, что даже если в философском смысле он проиграет, то финансово выиграет. Хотя следующих пунктов в плане Б нет, Дакворт будет располагать водой из фонтана. Цена по запросу. Возможно, на черном рынке (в конце концов, во время Второй мировой отец неплохо нажился. Хватило, чтобы вывезти в Штаты дистрофичную мать).
Взгляд Дакворта, пожимающего плечами и закатывающего глаза, говорит: «Ты можешь поверить в ту фигню, которую нужно сделать? Для Табби. Для Табби, у которой есть поклонники. Которая становится популярной. Знаменитостью (для тех, у кого есть кабельное). Которая попросила тебя быть ее водоносом».
Эктор, который через несколько дней займется изменившим его жизнь сексом с водной нимфой на затопленном третьем этаже в присутствии фонтана, едва заметно кивает и ухмыляется Дакворту. Он критик, а Эктор — художник. Об этом говорит даже татуировка на правой внутренней стороне бицепса: «ИСКУССТВО», и Эктор должен без всякого стеснения похвалиться ею перед Даквортом.
В глубине сознания Дакворт фиксирует внешний вид и татуировку Эктора, но откладывает обработку этой информации на потом. Дакворт думает: «Я могу оставить наследие настоящего Критика. У меня будет свое наследие». Ибо каково его наследие сейчас? Куча газетных заметок, поливающих грязью чужие работы? Обзоры телевизионной рекламы? Коробка с пыльной рукописью? Досье психотерапевта с подчеркнутой фразой: «боится облаков». Дакворт еще не знает, что делать с водой. Знает только, что вода должна быть под рукой. Вода — это сила. Табби умирает. Поэтому для его наследия она бесполезна. Не то чтобы он такой уж бессердечный. Дакворт уже приценивался к венкам в преддверии ее, несомненно, неминуемых похорон.
Он застревает во вращающихся дверях, и одна канистра начинает протекать, разбрызгивая воду, как противный писающий пес.
Дакворт глубоко вздыхает.
Что теперь?
Критик выглядывает в окно своей квартиры на пятом этаже над Линкольн-парком. Озеро Мичиган манит его к себе. С утомительным усилием он пытается открыть пыльное и грязное окно. Прислугу, дюжую русскую бабу, которая два года назад по недосмотру воспользовалась не тем средством,
Когда они кончили, Дакворт слегка запаниковал, когда ощущение уверенности и силы сменилось юридическими размышлениями. Она ведь не воспротивилась, да? И не просила его остановиться, верно? Они ведь заранее не обсудили. Женщина поправила юбку, отшвырнула мокрые трусики, посмотрела на Дакворта, поцеловала его в щеку.
— Ты, конечно, не Влад, — заявила она. — Но потенциал у тебя есть.
Он говорит сам с собой.
Искусство имеет право на детей?
Имеет.
Все станут детьми искусства.
Каждый создаст шедевр.
А когда каждая работа — шедевр…
Все будет демонстрировать потенциал.
Все будут равны.
Искусство со звездочкой.
А подлинных шедевров не будет.
Если только кто-нибудь не заявит обратное. Музей будет обладать правами на вещи, но не на Джаспера П. Дакворта. Он сам будет обладать своим наследием. У него будет своя история. Права на книги, на фильмы. На свою жизнь. Возможно, документальный фильм. Может, даже реалити-шоу (хотя от этой мысли у него начинается изжога). Он им не принадлежит.
План В формулируется с ясностью, которая дается только парашютным спортом, альпинизмом и участием в боевых действиях. Ни к тому, ни к другому, ни к третьему Дакворт отношения никогда не имел.
«Я стану пропагандистом фонтана».
Он будет поощрять использование фонтана. Подвергать все созданное критическому анализу. О произведениях, которые его не трогают, он будет писать с тяжелым сердцем. Мягко. Он будет пропагандировать определенные произведения, его разбор будет сравним с эмоциональным резонансом поэзии. Эта поэзия, заламинированная в хороший, прочный пластик, будет с гордостью демонстрироваться рядом с творением. Люди будут взирать на Джаспера П. Дакворта как на авторитет, поощряющий их склонность к самостоятельным суждениям.
«Ах да, я тоже так думал. Как Дакворт».
А потом… потом он, э-э, он уйдет, да, да, уйдет на покой. Удалится, усталый и опустошенный.
Очень опустошенный.
Искусство мертво.
И уедет жить за границу.
И станет «Искателем».
И отрастит волосы, будь проклята дурацкая пересадка, бороду, сожжет галстук-бабочку.
И будет работать над своей «Пьесой».
Но сначала сообщит об этом всему миру. Это будет его последняя статья, и он поведет их всех к фонтану. Он расскажет, чего можно достичь с помощью глотка воды. Последователи Биты сами станут богами и богинями. Это будет опасно. Они попытаются остановить его, но он должен исполнить эту важнейшую задачу. Дакворт развязывает галстук-бабочку. Чиркает спичкой и подносит ее к клетчатой ткани. Фирменный галстук дымится, скукоживается и наконец исчезает в слабом пламени, среди ядовитых испарений, выделяемых смесью хлопка и полиэстера. И Дакворт, этот Прометей, закашливается.