Фонтаны на горизонте
Шрифт:
Трудно понять этого Грауля! — проговорил Курилов.
«В будущем году эту ошибку ни в коем случае повторять нельзя, — читал дальше Степанов. — Надо идти немедленно к мысу Дежнева. По количеству и качеству китовых стад этот район один из лучших».
Степанов кончил читать.
Ну, а дальше идут мелочи. Впрочем, вот и еще немаловажные строки: «Трюмы для китового жира на «Приморье» сейчас очень велики. Это — недостаток. Следует немедленно поставить вопрос о реконструкции».
Вон как! — усмехнулся
Кто-то, очевидно, в этом заинтересован, — задумчиво сказал Степанов. Смутное беспокойство не покидало помполита. Он направился к выходу, и все двинулись за ним.
Что же теперь делать? — спросила молчавшая до сих пор Оленька. — Получается, что только Грауль и выручил флотилию.
Этому, — Степанов щелкнул пальцем по газете, — народ не поверит. Стыдно, что у нас напечатано такое...
Редакцию, очевидно, ввели в заблуждение, сказал Орлов.
Во всем разберемся, — помполит распахнул тяжелую дубовую дверь вокзала.
Моряки вышли на площадь. В сквере на высоком постаменте стоял памятник Ленину — гранитная скульптура вождя с выброшенной в энергичном жесте рукой.
Курилов долго смотрел на памятник, потом крепче прижал к себе локоть Оленьки и сказал:
Мне хочется быть скорее в море!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
Солнце поднялось над океаном. Барашки волн, точно белые кудри, шевелились, рассыпаясь под легким ветерком.
«Труд» шел полным ходом, переваливаясь с борта на борт, то и дело зарываясь носом в волну. На палубе, у дымовой трубы, сидел Журба и тянул самокрутку, в которую вошла добрая половина пачки махорки.
Изрытое оспинами, медно-красноватое, точно дубленое, лицо боцмана было мрачно. Облокотившись о колено, он сосредоточенно смотрел на палубу. От нее, нагретой солнцем, поднималась легким туманом испарина, пахнущая машинным маслом. .
Боцман не слышал, как его окликнул вахтенный матрос:
Товарищ боцман! Помполит требует к себе! Мысли у Журбы невеселые. К концу подходит второй
месяц промысла, а «Труд» не добыл еще и десятка китов. Правда, и у других китобойцев тоже невелики успехи, но у «Труда» — хуже всех.
А что поделаешь, когда гарпунер, как говорится, ни богу свечка, ни черту кочерга? Помполит флотилии Степанов о гарпунере не лучшего, чем Журба, мнения, а все же говорит боцману: «Ты недостаточный контакт с гарпунером установил, поэтому мало китов набили».
«Может, и впрямь я виноват?..» — думал Журба. Вахтенный тронул боцмана за плечо:
Помполит требует!
Журба неторопливо поднялся, погасил недокуренную цигарку, одернул китель. Он заранее знал,
Постучав, боцман вошел в каюту Орлова. Капитан держал в пуках какие-то бумаги и с яростью говорил:
— Все характеристики на Трайдера, блестящие рекомендации, отзывы — все это сплошной обман!
Тонкое, худощавое лицо Орлова покраснело от негодования. Губы крепко сжались. Орлов в упор смотрел на помполита.
Нет, — сказал Степанов. — Нет! В этих характеристиках все правильно. Нам не лгали, когда предлагали Трайдера как опытного гарпунера. Он действительно умелый китобой.
Так в чем же дело? — с недоумением воскликнул Орлов.
А в том, что... — Степанов сделал паузу, — ему, возможно, выгоднее не бить китов у нас и для нас... А? Может так быть?
Он вспомнил, как в Приморском обкоме партии высказывал свои подозрения о намерениях Грауля и люден, пригласивших его на флотилию. Были наведены по всем каналам справки. Однако проверка пока ничего не дала. Дукин, беседуя со Степановым и капитан-директором, сказал:
Пожалуй, мы каждому неприятному случаю придаем слишком большое значение. А ведь в новом деле без ошибок, промахов, неудач, просчетов не бывает! Жизнь есть жизнь! К тому же работаем с иностранцами, которые отнюдь не пылают к нам любовью. Надо быть бдительнее, настойчивее.
С директором треста нельзя было не согласиться, но чувство беспокойства, тревоги не покидало Степанова. Оно особенно возросло после внезапной смерти Андерсена и невозвращения с Гавайских островов Нильсена. Не мог он там остаться по своей воле. В этом Степанов был почти уверен, хотя Грауль доказывал обратное.
Взашей тогда этого Трайдера! — вскипел Журба.— Ох, дозволили бы мне, Михаил Михайлович, взять его за грудки, я бы так тряхнул, что он навек бы закаялся пакостить. — Боцман сжал толстые, сильные пальцы и тише добавил: — Эх, Андерсен, коньячная твоя душа. Загубил ты себя!
В его голосе прозвучали нотки грусти, жалости. Андерсен пришелся боцману по душе.
Неважные наши дела, товарищи, — просто сказал Степанов.
Куда уж хуже, — прогудел Журба и кашлянул в кулак.
Помполит тем же тоном продолжал:
Иностранцы хотят нас в дугу согнуть. Не выйдет, господа хорошие! Мы не из гнущегося бамбука, а из русского дуба! Не отступим от своего!
Верно, Михаил Михайлович, — подхватил Журба, ожидая, что сейчас помполит разрешит все вопросы.
А раз так, — Степанов улыбнулся своей широкой белозубой улыбкой, от которой словно стало светлее и просторнее в каюте, — то давайте решать, что делать дальше?
Что делать?—переспросил боцман и, взглянув на капитана, загнул крепкий палец на левой руке. — Во-первых...