Фонтаны на горизонте
Шрифт:
Не знал ни Ханнаен, ми Бромсет, что с той минуты, как «Вега-1» вошла в Южный залив, за ней наблюдала пара внимательных черных глаз. Они принадлежали низкорослому, тщедушному с виду человеку лет шестидесяти, с редкой бородкой и такими же усами на сморщенном, точно изжеванном, темно-коричневом от загара лице. В старой рваной меховой шапке, такой же куртке, подпоясанной патронташем, с сумкой за плечами и дряхленькой берданкой наперевес он пробирался среди каменного хаоса к вершинам сопок. Там, в гольцах, на тундровых пастбищах, где мирно уживаются рядом лишайники, кустарниковые березы и ивы, водится аргалии[32]
Аргали —
Впереди охотника бежала шустрая камчатская лайка. Охотник — может быть, потомок тех, кто с Атласовым пришел на камчатскую землю и здесь осел, женился на местной красавице, — неторопливо шел на своих старых, но еще не знающих устали ногах и по привычке разговаривал со своей собакой.
Коли удача будет, жирного аргали возьмем. Костер разведем, чай пить будем, мясо жареное кушать будем, а ты... — старик поискал глазами исчезнувшую куда- то собаку, и, когда взгляд его скользнул по заливу, он увидел «Вегу-1».
Железный бот пришел, — заговорил старик и уже намеревался спуститься к берегу, как разглядел норвежский флаг, бившийся по ветру над китобойцем.
Чужой?! — удивился он и залез между камней, выбрав удобное место для наблюдений. В памяти его хорошо сохранились воспоминания о далеких и недавних годах, когда вот так же в его родную бухту Шуберта, где стоит поселок, заходили суда под разными пестрыми флагами и начинались в поселке странные и страшные дни. Одни гости просто грабили, насиловали; другие спаивали спиртом и потом грабили; третьи выменивали пушнину на такую дрянь, что охотники потом и не знали что с ней делать... После ухода гостей в поселке не раз начинались всякие дурные болезни... Наученные горьким опытом, жители поселка при входе в бухту иностранного судна уходили в горы. А теперь не уходят лишь от того судна, над которым красный, как заря, флаг. Под ним приходят только хорошие люди. Они только добро и пользу нашим охотникам приносят...
А это судно под чужим флагом. Под ним должны быть плохие люди, что им нужно в пустой бухте? Так думал старый охотник, внимательно наблюдавший за китобоями. То, что они оставили у устья реки на отмели китовые туши, несказанно удивило его и испугало. Старик не знал, как и отнестись к этому. Он подозвал к себе собаку и приказал ей лежать рядом, чтобы она не выдала его.
Когда «Вега-1» скрылась во мгле шторма, старик, бормоча православные молитвы и шаманские заклинания, спустился к берегу. Китовые туши были обычными. В них он не видел ничего загадочного. Но вот то, что люди бросили такое добро, столько мяса и жира, казалось не только загадочным, но и пугающим. Люди под чужим флагом хорошего не сделают. Это он знал твердо. Значит, китовые туши приведены сюда со злым умыслом.
— Чужой человек мор хочет на нас послать, — говорил старик своему псу. — Кит завоняет, зверь заболеет. Сказать надо начальнику. Потом будем бить аргали.
Старый охотник зашагал от бухты на север, к поселку.
— Скажу советскому начальнику. Он знает все. Его Ленин учил...
Охотник исчез среди камней, а над бухтой по-прежнему ветер гнал тучи, рябил воду, мелкие волны полоскались у туш, и начавшийся дождь обмывал их...
...Отшвартоовавшись в океане, «Вега-1» загарпунила большого финвала и подошла к базе в ясный спокойный полдень. Как обычно, приказав никого из команды не пускать на базу, Бромсет поднялся туда один. Тут он увидел Елену Васильевну и дружески, приветливо с ней поздоровался. Она ответила так же просто и спросила:
— Какой породы кит? Я еще не научилась их различать.
Запишите: финвал, длиной 14
Да, в последнее время суда куда реже стали приходить с добычей и подолгу ходят в океане, — заметила Захматова.
Вернется господин комиссар, и мы, очевидно, пойдем на север. Киты стали уходить туда в поисках пищи и прохлады, — пояснил гарпунер. Он посмотрел на море, на берег. — Лето пришло и сюда. На земле сейчас хорошо. Зелень, цветы...
Елена Васильевна невольно посмотрела на берег, и черты ее лица стали мягче, взор задушевнее:
Я очень люблю цветы...
Знаете что, — воскликнул Бромсет, словно к нему только что пришла неожиданная мысль, — я сегодня хочу отдохнуть после шторма, непрерывной охоты и поисков. Съедемте на берег, походим по траве и соберем цветов. Вот такой букет, — Бромсет широко развел руки и захохотал.
Захматова улыбнулась. Предложение гарпунера ей понравилось.
Я согласна.
Великолепно! — У Бромсет а загорелись глаза: неужели его план сегодня осуществится? «А почему бы и нет? Бабенка, что и говорить, аппетитная». И он еще более оживленно продолжал:—Собирайтесь. Я на минутку к капитан-директору. Ханнаен послал доложить о рейсе.
— Хорошо. — Захматова направилась к себе в каюту. Бромсет проводил ее жадным взглядом. У него было
прекрасное настроение, которое на минуту испортил Микальсен. Когда Юрт узнал, что Захматова передала радиограмму в Петропавловск о смерти Скрупа и исчезновении Джо, он пришел в дикую ярость. Лицо его исказилось, а глаза от бешенства сузились, засверкали. Бромсет не кричал, он с каким-то шипением выдавливал из себя слова:
— Вы глупец, Микальсен!.. Болван. Надо было сказать, что рация вышла из строя. Вернулся бы Северов и узнал один. Тут бы его как-нибудь успокоили, а теперь знают многие. У них есть время на размышления, и они не так тупы, как вы!
Капитан-директор сжался, втянул голову в плечи. Ему казалось, что вот-вот гарпунер бросится на него с кулаками. Чтобы как-то отвести от себя гнев Бромсета, он почти пролепетал:
Вам радиограмма из...
Давайте! — рявкнул Юрт.
Пробежав ее закодированный текст, он опять выругался. Дайльтон приказывает ни в коем случае не знакомить русских с техникой охоты и разделки китов. Тех же русских, кто уже кое-что узнал, как комиссар Северов, уничтожить при уходе флотилии из советских вод. Тут Бромсет выругал себя. На новое поручение он напросился сам. В письме, посланном Дайльтону через Барроу, он похвалился, что приручил комиссара Северова и берет его с собой на охоту. Выругав себя еще раз, Бромсет уничтожил бланк радиограммы. Теперь ничего не поделаешь. Придется убрать комиссара. И он это сделает. Но это потом,
Сколько «пробок» поставили за эти два дня три судна? — спросил он у Микальсена.
Семь.
Маловато, но ничего, — утих Бромсет. — При возвращении комиссара из Петропавловска идем на север, к бухте Глубокой. Ее надо основательно закупорить.
Хорошо, — с готовностью ответил Микальсен.
А сейчас прикажите спустить малую шлюпку. Я с врачом съеду на берег.
Хорошо, — удивлению Микальсена не было предела: заместитель комиссара съезжает с гарпунером на берег.
«Впрочем, я уже устал удивляться», — подумал Микальсен и по переговорной трубе передал вахтенному приказ о шлюпке. Он облегченно вздохнул, когда за гарпунером закрылась дверь.