Форексмен
Шрифт:
Мешок лопал восторженно. Он, как и Филипп, устал от однообразной еды, готовящейся на плите общежития. По пальцам стекал теплый жир, нижняя часть лица, в особенности подбородок, тоже была в этом блестящем жиру. Мешок, в отличие от Филиппа, в процессе еды ни разу не воспользовался салфетками. И глотал, глотал, глотал. Когда с пиццей было почти покончено, потянулся за последним куском, вопросительно взглянул на товарища и, когда тот кивнул, схватил с облегчением, затолкал в рот, но на том не закончил. Не смущаясь, собрал по углам
– Меня не волнуют, – произнес Мешок.
– Ты о чем?
– О выигранных деньгах, – пояснил он. – Меня не волнуют твои отмазки и не интересует, что ты скажешь, когда я предложу тебе половину.
– В смысле? Зачем мне половина? – не понял Филипп.
– У нас шестьдесят кусков, – напомнил Мешок. – Тридцать я поднял за столом, тридцать у игрового автомата, к которому, между прочим, я бы ни за что не подошел, если бы ты не подсказал. Исходя из этого, второй выигрыш принадлежит тебе и распоряжаться им будешь ты.
– Звучит хорошо, честно, – сказал Филипп. Он ожидал подобного поступка: Михаил не был жадным, и справедливость в делах денежных брала в нем верх над изредка проявляемой алчностью. Деньги не затмевали его сознание пеленой, как случалось со многими. Это хорошо, такие люди уже имеют кое-какую ценность. Филипп быстро оценил себя и понял, что поступил бы так же.
– Ну, так берешь или будешь глазки строить? – вопросил Мешок, пододвигая пачку зеленых купюр.
– В этой пачке, по-моему, больше, чем тридцать тысяч?
– Верно, здесь все шестьдесят. Просто сегодня распоряжаться ими я буду не в состоянии. Хочу, чтобы моя часть для сохранности побыла у тебя, иначе после третьей кружки меня опять понесет в казино: захочу вырвать у карточного змея еще один куш. А это грозит потерей всего выигрыша. Наутро буду жалеть. – Михаил отсчитал десять купюр и предложил: – Давай так: пятьдесят прячь в отдельный карман и ни копейки сегодня мне не давай, ни при каких обстоятельствах. Что бы я ни делал, как бы ни просил. Можешь рожу разбить, если буду чересчур настойчив. А десятку, по пятерке с каждого, мы этой ночью просадим, не жалея.
– Разумно, – кивнул Филипп, убрав деньги в карман. Он подумал, что еще несколько часов назад «просадить десятку» звучало так же, как просадить миллион. Деньги в кармане как-то быстро поменяли восприятие.
За рулем такси – усатый мужчина с круглой объемистой головой. Руль упирался ему в живот, а на обивке потолка, прямо над темечком, вышлифовался черный круг. Машина шла излишне бодро, чуть не взлетая со светофоров.
– Чёт не пойму, – заговорил Мешок во тьме салона, – вроде «Волга» как «Волга», а салон непонятный, иномарочный. Но это ладно. Что у нее с кузовом? Чего она такая длиннющая?
Филипп обернулся к нему с переднего сидения:
– Значит, не мне одному показалась,
– Не пользуюсь я такими словами. Техническая доработка – еще ладно. Уху приятнее. А вообще никакой это не тюнинг, а самая что ни на есть заводская машина, ГАЗ 311055. Как гласит надпись на обратной стороне технической книжки, «машина для важных людей». «Волга», лимузин с удлинённой базой.
Филипп снова обернулся, оценив увеличенное пространство салона.
– Круто!
– В нашем городе такая одна, – гордо сказал водитель. – Во всей Сибири – около ста сорока. На Дальнем Востоке примерно столько же. Но за Уралом уже тысяча. А всего было собрано около двух. Грубо говоря, половина выпущенных машин, покинув конвейер, потерялась. По моему мнению – ушла в правительственный резерв. Я купил её по страшному блату.
– И во сколько же она вам обошлась? – поинтересовался Мешок.
– Как три обычных новеньких «Волги». Но считаю, она того стоит.
Тем временем они свернули в частный сектор – обыкновенную деревню прямо посреди города. В подобных деревнях есть особенность: в некоторых огородах стоят не бани и туалеты, а многоэтажки.
– Всё, ребята, приехали. Сауна в доме напротив, – сказал таксист.
– Что, прямо в доме? – скептически уточнил Филипп.
– Совершенно точно. С виду обычный домик, а внутри сауна. Девушек, как договаривались, сейчас привезут.
Темные очертания дома не внушали доверия. Ребята занервничали.
– Да не переживайте, – успокаивал таксист, – хорошее место. Я сюда неоднократно людей возил, довольными оставались многие. А что с виду такая убогость – это специально, чтобы у посторонних вопросов не возникало, ни у соседей, ни у органов. – Водитель заглушил мотор.
Вышли. Под ногами хлюпала грязь. Где-то в соседней усадьбе сипло залаяла собака.
– Оленька, золотце, почему гостей не встречаешь? – говорил таксист в телефон. – Я же сказал, приеду через десять минут. Открывай, мы здесь.
В одном из окон зажегся свет. Оленька, женщина лет пятидесяти с сонной улыбкой, встретила молодых людей, вежливо пригласив войти.
– Ну, а ты, Виктор, зайдешь? – обратилась она к таксисту. – Чайник поставила.
– Олюня, мне работу работать надо, еще два заказа. Пока выходные, работа прёт. В будни буду чаи гонять.
– Ну, лети, – отчужденно фыркнула женщина.
– Только удостоверюсь, что клиентам здесь нравится, – сказал таксист, шутливо толкая женщину.
Запах березовых веников чувствовался с порога. У входа обнаружился стол, за ним – деревянный стеллаж. Там аккуратно лежали банные принадлежности. Мешок радостно побежал всё осматривать.