Формирование философии марксизма
Шрифт:
Отношение диалектической преемственности между философией марксизма и предшествующими ей учениями не возникает подобно Минерве из головы Юпитера; оно складывается, утверждается лишь постепенно через противоречия, борьбу и преодоление неизбежных заблуждений. Это обстоятельство нередко превратно истолковывается не только противниками марксизма, но и некоторыми марксистами. Одни переоценивают момент преемственности, особенно в отношении марксизма к немецкой классической философии, другие, напротив, односторонне подчеркивают отрицание марксизмом предшествующей философии. В обоих случаях вследствие одностороннего недиалектического подхода к сложному историческому процессу преемственности исчезает позитивное содержание революционного переворота в философии, совершенного марксизмом. Исследователю процесса формирования марксистской философии следует прежде всего отрешиться от убеждения, согласно которому существуют такие несовместимые противоположности, как упразднение философии в старом смысле слова (как «науки наук», противополагаемой конкретным наукам и практике) и революционно-критическое освоение философского
Усвоение изложенных выше истин, поскольку они формулируются в общем виде, – дело, разумеется, не столь уж сложное. Настоящие трудности выявляются тогда, когда исследователь начинает применять эти общие методологические положения к конкретному анализу процесса формирования философии марксизма. Противоположность между исходным пунктом этого процесса и его конечным результатом и складывается, и проявляется весьма своеобразно. Принципиально новое содержание создаваемого Марксом и Энгельсом философского учения лишь постепенно обретает соответствующий ему способ выражения. Исследователь, занимающийся ранними произведениями Маркса и Энгельса, буквально на каждом шагу обнаруживает несоответствие между объективным содержанием создаваемых ими философских концепций и формой их изложения, которая в значительной мере принадлежит по существу уже преодоленным философским учениям.
Разумеется, исследователь прежде всего должен зафиксировать факты такого несоответствия там, где они имеют место, ибо в ином случае объективное содержание новых, имеющих принципиальное значение положений окажется просто незамеченным или, что еще хуже, неправильно истолкованным. Но задача исследователя ранних произведений Маркса и Энгельса не сводится лишь к тому, чтобы отделить новое содержание от несоответствующей ему формы изложения: форма, как известно, существенна. Неадекватная форма изложения свидетельствует о том, что новое содержание еще не вполне определилось, недостаточно отмежевано от тех философских учений, из которых оно вырастает. Необходим, следовательно, критический анализ этого нового содержания, в котором обнаруживаются и черты еще не изжитого старого. Такое рассмотрение позволяет объяснить далеко не случайный (и значит, не просто субъективный) характер неадекватной формы выражения.
Читателю, недостаточно знакомому с ранними произведениями Маркса и Энгельса, эти рассуждения могут показаться слишком абстрактными, не относящимися к предмету исследования. Чтобы рассеять такое впечатление, мы хотим, предваряя последующее изложение, подтвердить эти общие положения конкретным примером, выявляющим отличие ранних работ Маркса и Энгельса от произведений зрелого марксизма. Это, правда, несколько удлинит наше введение, но зато сделает более понятными задачи всего исследования.
Известно, какое большое место в ранних работах Маркса занимает проблема отчуждения, исследование которого помогло ему вскрыть сущность частной собственности, историческую необходимость и преходящий характер антагонизма классов, эксплуатации, господства общественных отношений над людьми. Маркс называет отчуждением превращение своего, человеческого в нечто ему противоположное, чуждое, даже враждебное человеку, подавление человеческой самодеятельности собственной деятельностью человека, деятельностью не случайной, не произвольной, а жизненно необходимой. Если Гегель и Фейербах трактуют отчуждение как объективацию человеческого сознания, ставшую независимой от него, то Маркс, не отрицая существования отчужденных форм сознания (к которым он, так же как и Фейербах, относит не только религию, но и идеалистическую философию), стремится найти их объективное, независимое от сознания основание. Открытие отчужденного труда – отчуждения в сфере производства, экономики – и есть искомое решение задачи. Это открытие было сделано Марксом в связи с изучением буржуазной политической экономии. Но разработанное Марксом понятие отчуждения является не только экономическим, но и философским понятием. Его экономическое содержание с самого начала формулируется классически четко: отчуждение продуктов труда от производителей, отчуждение самой производительной деятельности, отчужденные общественные отношения, порабощающие людей. Что касается философского содержания этого понятия, то оно в течение некоторого времени трактуется в духе фейербаховского противопоставления «естественной» человеческой сущности существующим общественным отношениям. Но в отличие от Фейербаха Маркс имеет в виду не феодальные, а капиталистические общественные отношения. В этой связи отчуждение характеризуется как «обесчеловечивание человеческих отношений» (2; 595) [3] , как несоответствующая природе человека форма общественных отношений, когда «человеческая сущность опредмечивается бесчеловечным образом» (2; 626). Сущность человека понимается как совокупность «естественных», «природных» определенностей человеческого существа, т.е. нечто уже данное, пребывающее в истории человечества, но претерпевающее насильственную деформацию вследствие «бесчеловечных», антагонистических отношений, подавляющих естественные потребности человека. Исторический материализм, отличающийся историческим пониманием рабства, крепостничества и других форм порабощения трудящихся, безусловно, исключает такое деление общественных отношений на соответствующие или же не соответствующие природе человека. Природа, или сущность, человека, как доказал марксизм, не есть нечто изначально данное, неизменное; она представляет собой совокупность исторически
3
Здесь и далее в круглых скобках цифры курсивом означают номер в библиографическом списке, помещенном в конце книги. Далее следует номер тома, если издание многотомное. После точки с запятой даны страницы книги. – В настоящем электронном издании первые цифры в скобках курсивом не выделяются.
Экономическая концепция отчуждения и его философское понимание хотя и разграничиваются Марксом, но дополняют друг друга. Поэтому отчужденный труд характеризуется и как «утрата рабочим самого себя» (2; 563). Частная собственность рассматривается и как экономическое отношение, и как такое опредмечивание человеческой сущности, которое делает человека «чужим для самого себя и бесчеловечным предметом» (2; 591). Положение пролетариата характеризуется не только в экономических терминах, но и через противоречие «между его человеческой природой и его жизненным положением, являющимся откровенным, решительным и всеобъемлющим отрицанием этой самой природы» (1, 2; 39). Но противопоставление сущности человека общественным отношениям, которые-то и образуют эту сущность, не согласуется с историческим материализмом.
Может показаться, что философское понятие отчуждения, о котором здесь идет речь, должно быть просто исключено из рассмотрения, поскольку уже сделано гениальное открытие фундаментального экономического феномена – отчужденного труда. Но отчуждение – феномен не только экономической, но и политической и духовной жизни антагонистического общества. Оценивать философское понятие отчуждения как относящееся к неадекватному способу изложения – значит упускать из виду еще один, не менее важный, чем экономический, реальный аспект этого понятия. Ведь, говоря об отчуждении человеческой сущности, природы человека, Маркс прежде всего имеет в виду то, что труд есть не просто занятие, доставляющее человеку пропитание. Труд – деятельность, образующая человека и всю историю человечества. Эта основополагающая точка зрения отчетливо сформулирована в ранних произведениях Маркса. И именно потому, что труд есть сущность человека, отчуждение труда есть отчуждение человеческой сущности. Таким образом, философское понятие отчуждения человеческой сущности не менее содержательно, чем экономическая концепция отчужденного труда. И даже фейербаховские (антропологические) обороты, несомненно затемняющие истинный смысл открытия Маркса, следует рассматривать не только как недостаток формы изложения, от которой Маркс вскоре отказался, но и как нечто положительное, поскольку эти обороты помогали философскому осмыслению действительного значения проблемы отчуждения.
Итак, разграничение ранних работ Маркса и Энгельса и произведений зрелого марксизма имеет принципиальное значение, так как его основанием служит не просто хронология, а фундаментальный исторический факт: Маркс и Энгельс пришли к материализму и коммунизму от идеализма и революционного демократизма. Буржуазные исследователи нередко отказываются от такого разграничения, противопоставляя ему утверждение: все работы Маркса, в том числе и его юношеские произведения, так же как и труды, написанные с позиций идеализма, следует считать произведениями марксизма. То обстоятельство, что Маркс и Энгельс считали необходимым, выражаясь их собственными словами, рассчитаться со своей прежней философской совестью, разумеется, не принимается во внимание.
Исследование формирования марксизма позволяет не только вскрыть несостоятельность воззрения, фактически отвергающего само понятие «ранние произведения Маркса и Энгельса», но и конкретизировать это понятие. Одни из ранних работ Маркса и Энгельса написаны с идеалистических позиций, другие знаменуют начало перехода к материализму и коммунизму, третьи уже завершают этот процесс, четвертые обосновывают исходные положения диалектико-материалистического и коммунистического мировоззрения. Разграничение ранних работ Маркса и Энгельса, их сравнительное исследование является необходимым условием для правильного понимания процесса становления марксистской философии.
В наше время учение Маркса стало великим достоянием прогрессивного человечества, и каждый мыслящий человек независимо от своей идеологической ориентации испытывает потребность как-то осмыслить, освоить это идейное богатство. Марксизм, заявляет, например, католический философ А. де Вельхенс, «является в настоящее время единственной политической философией, которая обо всем судит с чувством ответственности, единственной философией, говорящей от имени фактов, рассматривающей все факты, единственной философией, которая понимает, что нельзя отделить друг от друга политику и историю» (121; 333). Такого рода заявления (с каждым годом их становится все больше) не просто лицемерные расшаркивания, а признание выдающегося научного значения марксизма и для тех ученых, которые не являются марксистами. То обстоятельство, что потребность интеллектуально освоить марксизм далеко не совпадает в таких случаях со стремлением по-марксистски решать социально-политические проблемы, конечно, не должно выпадать из нашего поля зрения. Не трудно, однако, понять ученого, который, занимаясь специальной областью знаний, непосредственно не связанной с научным коммунизмом или марксистской политической экономией, подчеркивает общенаучное значение марксистской философии. Такая позиция не может не встретить поддержки марксистов, ибо, отвергая ограниченное, чурающееся социально-политических выводов толкование марксизма, следует постоянно подчеркивать громадное мировоззренческое и методологическое значение марксизма во всех областях научного творчества.