Формирование философии марксизма
Шрифт:
Американский философ К. Мегил говорит: «Я считаю одной из главных задач философии наших дней такую интерпретацию Маркса, которая могла бы быть принята всеми» (99; 74). И это заявление отражает глубокий кризис современной буржуазной идеологии. К. Мегил, по-видимому, не сознает, что приемлемая для всех интерпретация марксизма попросту невозможна. Буржуазный мыслитель, подчеркивающий выдающееся значение марксистской философии, обычно противопоставляет ее экономическому и коммунистическому учению марксизма. Не удивительно поэтому, что такая идеологическая позиция сплошь и рядом оказывается попыткой нейтрализовать марксизм, примирить его с буржуазной идеологией. «Задача ближайших лет, – писал вскоре после окончания второй мировой войны лидер французского персонализма Э. Мунье, – несомненно, состоит в том, чтобы примирить Маркса и Кьеркегора» (102; 90). Идеологи буржуазии, конечно, не решили этой задачи, но они и не отказались от такой утопической постановки вопроса. Ее решение вот уже несколько десятилетий ищут в трудах… молодого Маркса.
Выше уже говорилось о буржуазных исследователях, которые отвергают необходимость разграничивать ранние работы Маркса и Энгельса и произведения зрелого марксизма.
В «Святом семействе» Маркс и Энгельс еще не называют себя коммунистами, хотя фактически уже являются таковыми. Отмежевываясь от утопического, в особенности уравнительного, коммунизма, основоположники марксизма называют свое учение «реальным гуманизмом». Нетрудно понять, как поступает буржуазный исследователь: он объявляет «реальный гуманизм» отрицанием коммунизма, игнорируя бесспорно коммунистическое содержание «Святого семейства» [4] .
В этом произведении Маркс и Энгельс развивают важнейшее положение об исторической роли пролетариата и неизбежности революционного уничтожения капитализма. Выступая против младогегельянского идеализма, они еще не размежевываются с антропологическим материализмом Фейербаха. Более того, они утверждают, что именно в философии Фейербаха «человек познан как сущность, как базис всей человеческой деятельности и всех человеческих отношений…» (1, 2; 102). Этот, выражаясь словами самого Маркса, «культ Фейербаха», характерный для «Святого семейства», оказывается буквально находкой для буржуазных интерпретаторов марксизма. «Антропологизм молодого Маркса, – заявляет один из них, – содержит положения, которые отнюдь не устарели и в настоящее время» (94; 33).
4
Так, авторы антикоммунистического «Учебника по мировому коммунизму» утверждают, ссылаясь на понятие реального гуманизма, что коммунизм «есть только одно из возможных многочисленных толкований марксизма…» (81; 642). Между тем Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» прямо заявляют: «реальный гуманизм», т.е. «коммунизм» (13; 70), отметая попытку Б. Бауэра истолковать «реальный гуманизм» в духе спекулятивно-идеалистической философии.
Философская антропология характеризует сущность человека как совокупность «природных» качеств, которые лишь модифицируются в ходе истории человечества. Сведение социальных проблем к антропологическим вполне устраивает буржуазных критиков марксизма, так как оно позволяет истолковывать катаклизмы капиталистического общества как дисгармонию, коренящуюся в самой человеческой природе. Удивительно ли, что они упорно выискивают хотя бы слабое подобие такого рода антропологической концепции в ранних работах Маркса. Ведь без этого никак не примирить Маркса с Кьеркегором. Вот почему поворот буржуазных идеологов к молодому Марксу является специфической формой борьбы против марксизма [5] .
5
Западногерманский критик марксизма Д. Генрих пишет: «Возвращение к молодому Марксу это… требование марксистской оппозиции, направленное против Ленина… это пароль Эрнста Блоха и его учеников, а также французских марксистов, находящихся вне партии, и многих польских, венгерских и югославских интеллигентов» (83; 7). Как и следовало ожидать, противник марксизма называет марксистами буржуазных марксоведов и ревизионистов. Показательно также, что противопоставление ранних работ Маркса произведениям зрелого марксизма характеризуется как борьба против ленинизма. Ценное признание, которое раскрывает идеологический смысл лицемерного ревизионистскою лозунга «Назад к Марксу!».
Таким образом, и противопоставление ранних работ Маркса произведениям зрелого марксизма, и стирание качественных различий между ними – все это в конечном счете согласующиеся друг с другом концепции. Одни упрекают Маркса в том, что он отверг гуманистическое кредо своих юношеских лет и стал «экономистом»; другие, напротив, доказывают, что Маркс всю свою жизнь пересказывал гегелевские идеи, составляющие якобы основное содержание его ранних трудов [6] . Третья разновидность критиков уверяет, что молодой Маркс разработал систему воззрений, радикально отличающихся от диалектического и исторического материализма. Но все эти критики единодушны в одном – в изображении научного коммунизма в виде спекулятивной, по преимуществу гегельянской, концепции, весьма слабо связанной с конкретным исследованием и обобщением исторического опыта, экономических фактов и т.д.
6
Неотомист П. Биго
Конечно, приписывание Марксу гегельянства не является чем-то новым в истории буржуазной и ревизионистской борьбы против марксизма. Еще Бернштейн упрекал основоположников марксизма в «некритическом» усвоении диалектики Гегеля. «Маркс и Энгельс, – утверждал вслед за Бернштейном чешский буржуазный профессор Т. Масарик, – не поняли, что диалектика Гегеля для них непригодна» (32; 46). Однако в прошлом критики марксизма обычно не утверждали, что Маркс и Энгельс заимствовали у Гегеля не только диалектику, но и основные идеи своего коммунистического учения [7] . Ныне же они все чаще и чаще предпринимают попытки свести содержание научного коммунизма к гегелевской философии истории. Даже исторические, экономические и политические воззрения Маркса и Энгельса сплошь и рядом выдаются за особого рода интерпретацию философии истории Гегеля. Типично в этом отношении безапелляционное заявление неотомиста Дж. Ла Пира: «…коммунистическое учение о мире целиком основывается на гегелевской теории» (105; 2). Что же вынуждает критиков марксизма, обходя молчанием марксистский анализ гегелевского понимания истории, разглагольствовать о принципиальном совпадении важнейших идей Маркса и Гегеля? Ответ на этот вопрос может быть только один: объективная логика буржуазной борьбы против марксизма.
7
Впрочем, одна из первых попыток истолковать содержание марксизма в духе философии истории Гегеля была сделана уже в 1911 г. Немецкий гегельянец И. Пленге писал: «Гегель продолжает жить в марксизме. Маркс, как и Гегель, рассматривает историю как историю общественного разума, который в своей науке сознает самого себя и на высшей ступени осуществляется в общественной организации» (104; 140).
В начале нашего века не только буржуазные идеологи, но и некоторые ведущие социал-демократические теоретики полагали, что марксизм есть не философское, а экономическое учение. «Я рассматриваю марксизм, – писал К. Каутский, – не как философское учение, а как эмпирическую науку, как особое понимание общества» (88; 452). Тогда еще никому не приходило в голову отрицать органическую связь марксизма с рабочим движением. Даже те критики исторического материализма, которые утверждали, что он, строго говоря, не является материалистическим пониманием истории, как правило, подчеркивали, что это учение враждебно всяким априористическим постулатам и конструкциям и твердо стоит на почве эмпирически констатируемых исторических фактов.
Теперь буржуазные идеологи уже не говорят, что у Маркса и Энгельса не было своей философии. Гораздо чаще они заявляют, что все марксистское учение состоит из одной только философии. С этой точки зрения «Капитал» Маркса, в котором противники марксизма раньше не видели ничего, кроме экономического исследования, оказывается не столько экономическим, сколько философским трудом, интерпретирующим с помощью экономических фактов и терминов гегелевскую спекулятивную схему. Маркса превращают в чистого философа гегелевского толка. Ж. Ипполит, один из зачинателей этого нового «прочтения» марксизма, сопоставляя «Капитал» с ранними работами Маркса, в которых им выделяются лишь гегелевские идеи, заключает, что Маркс на всю жизнь сохранил верность своим юношеским воззрениям: «…эти отправные позиции Маркса обнаруживаются в „Капитале“, и лишь они позволяют правильно понять значение всей теории стоимости [Маркса]» (86; 145). Совершенно очевидно, что сведение марксистской политической экономии к отнюдь не экономическим идеям молодого Маркса и далее к гегелевским концепциям непосредственно направлено против научного коммунизма и является отрицанием экономической обоснованности его основных положений.
Эволюция буржуазной и ревизионистской интерпретации марксизма весьма показательна: она говорит о том, что в борьбе между социалистической и буржуазной идеологиями мировоззренческие, философские вопросы все более и более выступают на первый план. И это придает особую актуальность исследованию исторического процесса формирования марксистской философии, важнейшее содержание которого образует борьба Маркса и Энгельса против буржуазного и мелкобуржуазного мировоззрения.
Исследование становления научно-философского мировоззрения марксизма – в высшей степени благодарная задача: мы вступаем тем самым в творческую лабораторию гениальных творцов этого мировоззрения и начинаем более конкретно, определенно понимать, как вырабатывались его основные положения. Прослеживая путь Маркса и Энгельса от идеалистических учений Гегеля и младогегельянцев, от антропологического материализма Фейербаха к диалектическому и историческому материализму, мы глубже постигаем революцию в философии, совершенную марксизмом.
Энгельс говорил, что изучение истории философии является школой теоретического мышления. Продолжая мысль Энгельса, можно сказать, что изучение процесса формирования философии марксизма – школа диалектико-материалистического мышления. История, подчеркивает Л.И. Брежнев, «знает десятки и сотни примеров того, как теории, концепции, целые философские системы, которые претендовали на то, чтобы обновить мир, не выдерживали испытания временем, рассыпались в прах, бесславно гибли при столкновении с жизнью» (6; 138). Марксистско-ленинская философия, выдержавшая величайшие исторические испытания, умножает свою преобразующую мощь благодаря теснейшему союзу с практикой, историческим опытом, развитием всего научного знания. Поэтому изучение формирования философии марксизма способствует ее творческому усвоению, которое несовместимо с неисторическим, догматическим восприятием марксистских положений.