Формула алхимика
Шрифт:
Принятая порция зубровки и общая гастрономическая обстановка всколыхнули в памяти Жаркова обстоятельства первого своего посещения ресторана, которое состоялось как раз по случаю окончания последнего экзамена в гимназии – той самой, куда он взялся сопроводить Ардова.
– Решили всей компанией поехать в ресторан Зоологического сада, – ударился он в воспоминания, погрузившись в коляску и указав извозчику адрес. – Во-первых, это было вроде как за городом, во-вторых, там было варьете, а в-третьих, ресторан там считался недорогим.
Грохот колес по булыжной мостовой заглушал половину слов рассказчика, но Илья Алексеевич решил не
– Надо сказать, что визит такого рода был для нас делом необычным, мы понятия не имели, как подступиться. Встали у входа и шагу не смеем ступить. Помолчали, пошли гулять по саду – считать наши капиталы. Выяснили, что на праздничный ужин можем пустить по два рубля на человека. Хватит ли? Бог весть. Пошли обратно в ресторан. Метрдотель тут как тут – в смокинге, с бантиком. «Что вам угодно, молодые люди?» Ну, объяснили ему, так, мол, и так, первый раз… «Все, – говорит, – устроим в лучшем виде, только скажите, сколько вас человек и какую сумму планируете ассигновать на празднество». Ну, сказали ему. «Возвращайтесь, – говорит, через полчаса». Пошли, стало быть, еще погуляли. Возвращаемся – мать честная! – испугались даже – длиннющий стол и весь уставлен как в сказке: бутылки, закуски, фужеры. Думаем: не ошибся ли? Как бы еще денег не потребовал. Но оказалось, всё было предусмотрено в пределах наших капиталов. Понятно, что портвейны были дешевые, шампанское суррогатное, закуски тоже не из дорогих. Но до чего ж красиво было подано! Какие этикетки на бутылках, какое оформление блюд…
11
Мадригал – вокальное сочинение для одного голоса.
Жарков даже причмокнул, вспоминая, как он уминал котлету, конфузливо посматривая на эстраду, где высоко поднимала ноги полуголая шансонетка.
Гимназия располагалась по 1-й Роте Измайловского полка, во флигеле домовладения братьев Тарасовых. У младших классов занятия как раз закончились, поэтому по коридорам носились мальчишки в черных тужурках, затянутые в лакированные ремни. Из зала доносились звуки гимназического хора и духового оркестра – репетировали кантату для предстоящего праздника.
– Горский? – переспросил старичок в синем форменном сюртуке с белой бородкой, столкнувшись на выходе из комнаты для учебных пособий с двумя господами; в руках у него был макет додекаэдра [12] . – А вы по какому поводу интересуетесь?
– Евгений Янович, я Петр Жарков, выпускник вашей гимназии, – попытался расположить к себе учителя криминалист. – Вы читали у нас математику и геометрию.
– Ах, Жаркоо-о-ов… – старичок прищурился. – Это вы мне бюст Декарта расколошматили?!
12
Додекаэдр – объемная геометрическая фигура из 12 граней.
Ардов досадливо сжал губы – как видно, Петр Павлович оставил по себе в гимназии не лучшую память.
– Не я, а Сорокин! – мгновенно отозвался Жарков голосом провинившегося ученика. – Причем пострадал только нос.
– Нос пострадал у Томского! – строго указал старичок и двинулся по коридору.
– Евгений
– А у Декарта – и нос, и подбородок, и прическа… – продолжил обвинительную речь математик. – Пришлось заменить Паскалем. Вы осознаете разницу?
– Конечно!
Профессор остановился и обернулся в ожидании ответа.
Жарков набрал воздуху в легкие и замер, послав Ардову взгляд с мольбой о помощи.
– В отличие от Декарта, Паскаль не признавал всемогущество разума, утверждая, что не только разум, но и чувства также дают человеку познание истины – каждое в своей области, – пришел на помощь Илья Алексеевич, мысленно отыскав нужную страницу в «Исторіи математики отъ Декарта до середины XIX столтія».
Преподаватель оглядел незнакомца со снисходительным интересом, однако уловил в ответе явную попытку превознести Паскаля, которого, очевидно, недолюбливал.
– Скажите еще, что сердце – орган познаний, – проворчал он.
Вокруг стоял гвалт. Один младшеклассник, разбежавшись, проскользил на ранце по паркету и врезался в Жаркова, едва не сбив с ног.
– Пиноретов! – окрикнул гимназиста старичок.
Тот вскочил, быстро поклонился, изображая раскаяние, и помчался дальше, оглашая коридор воинственными возгласами.
– Так что профессор Горский? – позволил себе вступить в разговор Ардов.
– Он больше не преподает, – старичок продолжил путь по коридору.
– Умер?
– Вот еще, – фыркнул математик. – Он моложе меня на пять лет!
Не исключено, что старик воспринимал себя местным Декартом, а бывшего коллегу недолюбливал именно как разрушителя основ.
– Господин Горский всецело увлекся, как вы изволили выразиться, познанием истины… – в голосе Евгения Яновича проступили нотки обиды и даже раздражения. – Не мне судить, но, по-моему, этот процесс повлиял на него не лучшим образом.
Он остановился у двери в класс. Гимназисты сновали туда-сюда, с любопытством поглядывая на незнакомых посетителей. Раздался звук ручного колокола, который, шаркая по коридору, тряс над головой школьный сторож, как две капли воды похожий на Сократа. Звон давал сигнал к началу урока. Евгений Янович обозначил поклон, намереваясь завершить беседу и пройти в аудиторию, но Ардов проявил настойчивость:
– Где мы можем его найти?
– С квартиры он съехал еще полгода назад. Безвылазно торчит у себя в лаборатории. Это где-то за Обводным каналом.
– Нельзя ли получить точный адрес?
– Понятия не имею! Никаких контактов мы не поддерживаем. Он пытался было слать мне письма с просьбами предоставить некоторые реактивы, но эти прошения были оставлены без ответа.
– Простите, – не унимался Ардов, чувствуя, что все более раздражает своенравного старика, – вы сказали «письма»? Очевидно, на конвертах был указан обратный адрес?
Учитель поморгал, не понимая, куда клонит визитер.
– У вас не остались эти конверты? – уточнил вопрос Жарков.
– Возможно, валяются где-то в столе, – пожал плечами математик.
– Евгений Янович, вы не могли бы посмотреть?
– Постараюсь. Зайдите через пару дней.
– Необходимо прямо сейчас.
В голосе Ардова неожиданно обозначились столь безапелляционные нотки, что профессор с удивлением уставился на него:
– Господа, у меня урок. Эти башибузуки разнесут класс, если кто-то не возьмет над ними власть, – старичок кивнул за дверь, где бушевала молодая энергия.