Формула Бельмондо
Шрифт:
– Что вы дальше со страусом сделали? – нахмурив брови и смирившись с содеянным, уже более спокойным тоном спросил дед.
Откуда мне было знать, что он с бабушкой владеют только половиной информации. Я им и ответил, как было на самом деле:
– Данила иголкой с ниткой пришил голову обратно, мы перебинтовали шею, и выпустили его обратно в загон.
Дед с бабушкой переглянулись.
– Ты хочешь сказать, что страус жив?
Я постарался разрядить ситуацию.
– Жив. Вот только шрам у него на шее останется. Данила, молодец, ему на всякий
Подумав, я добавил:
– Он дня два наверно твердую пищу не сможет есть. Надо Даниле позвонить, чтобы его жидкой кашей кормил. Лучше манной.
У тех, кто когда-то причислял себя к работникам умственного труда, голая вера не в почете, им подавай доказательную базу, теоретические выкладки, сведи дебет с кредитом.
– Не может такого быть! – заявил дед. – Еще никто в мире…
– А вот Данила пришил! – безапелляционно заявил я. – Сходи сам убедись.
– Сходи! Сходи! – поддержала меня бабушка.
Деда долго не было. Наконец, когда он появился, то первым делом обратился не ко мне, а полез во всякие энциклопедии.
– Ну, что там? – пристала к нему бабушка.
– Этот паршивец Данила, его дружок, – дед показал на меня, – уверяет, что отрубил страусу голову и потом ее снова пришил. А сегодня это никак не проверишь. Шея у птицы забинтована. Единственное, что могу достоверно сказать, страус жив, но уж очень скучен. Болезненный вид у него.
Дед серьезный мужик. Его на мякине не проведешь. Он не задал мне больше ни одного вопроса. Не поверил он нам с Данилой. Другое дело бабушка. Та отвела меня на кухню и стала допытываться, как это у Данилы могло получиться, операция ведь суперсложная. Тысячи нервных окончаний.
– Данила отрубленную голову на клей «момент» посадил. – ответил я, лишь бы только отвязаться от бабушки.
– И прижилась?
Я посоветовал деда спросить.
– Он последний ходил смотреть!
Бабушка поверила мне, пошла деда расспрашивать. Дед неделю после этого со мной не разговаривал.
Глава 2 Злосчастная записка
И вот сегодня, в гостиной с утра пораньше, я услышал ломающийся голос своего молодого друга. Превалируют басовитые нотки. Данила гудит солидно, как труба иерихонская.
– Эмма Алексеевна. Будите Макса.
В ответ слышится голос бабушки.
– Нет, Данила. Ты мне скажи сначала, зачем он тебе так спешно с утра понадобился?
– Мне он совсем не нужен.
– Тогда зачем его будить?
Интересно, как вывернется в этой ситуации жук, Данила. Что он придумает? Вставать мне совсем не хочется, я бы еще полчаса подрых. Я так и собираюсь сделать и готов уже повернуться на другой бок, и накрыть голову подушкой, но мне интересно, что же все-таки ответит Данила. Он как заезженная пластинка повторяет одно и то же.
– Эмма Алексеевна, мне Макс до одного места. Но вот Настя…
Данила умышленно недоговаривает. Что Настя? При чем тут Настя, если он сам приперся ни свет, ни заря. Однако, красивый
– А ты не догадываешься, зачем она хотела его так срочно видеть?
Я знаю, что теперь он может ляпнуть какую-нибудь гадость, и спешно открываю дверь. Данила лениво цедит.
– Не знаю Эмма Алексеевна. Но могу предположить, что она по нём соскучилась.
– По нему!
– Да, да! Вы правы, не по мне, а именно по нему!
И столько ехидства, удовольствия от вставленной мне шпильки разлито на лице моего дружка, что я не выдерживаю, и сильно толкаю его в бок. Он деланно ойкает и со смехом восклицает:
– Ты, Макс, должен помнить, что человека нельзя толкать на голодный желудок. У него селезенка может лопнуть. Человек громко ойкнет и селезенка лопнет.
– Откуда ты знаешь такие тонкости? – спрашивает его бабушка. Она отлично понимает, что замечание насчет голодного желудка неспроста было сделано моим дружком. Бабушка уже хлопочет, накрывая стол на две персоны, а Данила продолжает разглагольствовать.
– Я ведь Эмма Алексеевна готовлюсь в медицинский институт. Ассистентом сначала был у Максимыча, вместе операции делали. Про Шельму я вам рассказывал. Теперь вот сам практикую. Ваську прооперировал.
– Да уж!.. – бабушка смеется.
История со страусом Васькой имела колоссальный успех. Вернувшейся из Москвы Капель доброхоты соседи быстренько поведали, что сотворил со страусом Данила. Капель, хоть и была гламурная бабенка, но, как и мой дед оказалась продвинутой в области здравого смысла. Ни в какую пришитую голову она, конечно, не поверила, а вот пользу извлечь из всего этого со временем смогла. Она вместе с Данилой сняла повязку с шеи бедного Васьки и внимательно осмотрела заживающую рану. Кожа на шее у страуса содрана была лишь с одной стороны. Сплошного шва по окружности шеи не было.
– А мне сказали, что ты напрочь голову отсек.
Данила отвел глаза в сторону и недовольным голосом сказал:
– Завистники, недоброжелатели клепают на меня! Ты, Фаина, больше их слушай. Не так все было. У Васьки голова застряла в заборе, я его за ноги и дернул. Вот шкурка как чулок и поползла.
Бандерша развеселилась.
– Чтобы кожа слезла к спине, его надо было тянуть за голову, или тесануть топором по шее, а ты говоришь, тянул его за ноги. Топором ты его…
Данила быстро нашелся с ответом.
– Нет, не тянул я его за голову. Тянул за ноги. Просто Васька с другой стороны забора был! Вот шкурка и слезла к спине! Это же так элементарно. Дебил поймет!
Капель изумленно смотрела на моего приятеля, у которого с логикой были проблемы. Она воскликнула:
– Ставь страуса хоть с этой стороны забора, хоть с другой, но если его тянуть за ноги, шкурка отслоиться в сторону головы, а не к туловищу. А у тебя она стесана топором вниз по шее. Не морочь мне голову. Ты покушался на него…