Формула бессмертия. Повести и рассказы
Шрифт:
Действительно, было чудо. Тишина опустилась за зеленые холмы. Воздух был пропитан запахом горячих полевых трав и влажной земли, а серебристое от лунного света небо опустилось низко-низко. Стоило пройти всего несколько шагов, подняться на холм, и, казалось, можно было коснуться рукой кромки сияющего облака.
— Пошли в поле, — прошептала она.
Все было как во сне, и я не помню, как мы оказались на берегу Большого озера. С западной стороны, где находился водный стадион, доносилась музыка, а здесь берег был совершенно дикий,
— Смотри, Владо, вон она! — крикнула Ольга, показав на отражение Луны в слегка волнующейся воде. — Как я хочу туда!..
— Я хочу тебе сказать, Оля…
— Не надо, Владо. Завтра я улетаю. Я очень люблю одного человека. Его зовут Георгий… Ты ведь его знаешь. И он там, — она показала на Луну.
Обратно мы шли молча, и мне страшно было взглянуть ей в глаза. Я хотел, чтобы облака заволокли Луну.
Прощаясь, Ольга задержала мою руку в своей.
— Прости меня, Владо. Я должна была бы об этом сказать тебе раньше. Прости меня. Ты такой хороший, верный друг, а я такая глупая…
…Я никому не говорил об этом ни слова. Только тебе, «Людвиг», и то только потому, что скоро тебя не будет…
Через неделю после отлета Ольги ко мне в лабораторию прибежал запыхавшийся Сережка.
— Владо, готовь стихи!
— Какие, кому?
— Самые наилучшие, человеку, находящемуся в небе.
— Ничего не понимаю.
— Чудак. Завтра столетие со дня открытия трассы Земля-Луна. Торжественные вечера, народные праздники, гулянье и так далее. А кроме того, радиосвязь с Луной.
Я вздрогнул.
— Разве ты не хочешь поговорить с Ольгой?
Я пожал плечами, не зная, что мне ответить.
— Ты какой-то странный, Владо, честное слово. Впрочем, как знаешь. Только для разговора тебе нужно прийти между семью и девятью вечера в Управление космической связи, седьмой этаж, комната семьсот. Я зарезервировал для тебя пять минут.
Некоторое время я ходил по комнате, думая, что мне делать. Что делать, что делать?
— Что мне делать, «Людвиг»? — спросил я старую машину.
Конечно, я должен сказать Ольге то, что не было сказано. Но как? Какими словами?
— Я люблю Ольгу, «Людвиг»! Как мне сказать ей об этом?…
…Я подошел к пульту управления и повернул ручку экстремального поиска. Затем я включил систему самопрограммирования и всю память машины. «Людвиг» загудел, как бы сообщая мне, что он готов выполнить любое задание.
Ряд черных клавишей с полуистертыми надписями:
«Диф. уравнен.», «Интегр.», «Эконом. задачи», «Промышл.».
Я нашел слово,
«Старик работает медленно, очень медленно», — подумал я, глядя на неподвижный барабан. Наконец он пришел в движение.
Когда на следующий день я передал небольшой моточек проволоки девушке-оператору, она удивилась.
— А говорить вы не будете?
— Нет.
— Кому передать?
— Ольге Алехиной, биофизическая база.
Девушка вставила катушку в проигрыватель и нагнулась над микрофоном.
— Вызываем биофизическую базу, Ольгу Алехину.
Во всех динамиках, расставленных в зале ожидания, послышался шорох, а затем раздался голос, который звучал гулко, как в огромном пустом зале:
— Ее фамилия теперь не Алехина, а Карено. Сейчас она в кратере Коперника, на квартире своего мужа Георгия Карено. Говорить будете?
Я яростно завертел головой. Девушка-оператор сказала:
— Для Ольги Карено есть запись. Включите квартиру. Алло, Ольга Карено, алло…
— Да, я слушаю!
И я услышал музыку. Ее услышали все, кто был здесь. Это была старинная фортепьянная пьеса. Мелодия лилась, предельно ясная, искренняя, а аккорды создавали удивительный мерцающий фон, который, если закрыть глаза, превращался в лунный свет. Это была мягкая, грустная пьеса… Теплота руки Ольги, шорох камыша, качающаяся в воде лодка… Аккорды прятались за вязь основной темы, а затем властно выдвигались вперед, утверждая силу и могущество. Так было долго, целую вечность. И вот музыка замерла.
Девушка-оператор встрепенулась и скороговоркой произнесла:
— Переходим к следующей корреспонденции…
Но я уже ничего не слышал. Я быстро шел по коридору, а рядом со мной шагал пожилой, совсем седой человек.
— Хорошо придумано, молодой человек! — вдруг сказал он.
Я остановился и вопросительно посмотрел на него.
— А что это за музыка?
— Вы не знаете?
Я смутился. Откуда мне знать! Ведь это письмо придумал «Людвиг»!
— Молодой человек, — сказал мой попутчик, — это первая часть сонаты до-диез минор, написанной в начале девятнадцатого столетия гениальным композитором Людвигом ван Бетховеном. Иногда эту пьесу называют Лунной сонатой.
И тогда я побежал. Я бежал через весь город к вычислительному центру. Я сталкивался с прохожими, пробирался сквозь толпы праздничных людей, вырывался из рук танцующих на улицах и площадях, вскакивал в автобусы и, совершенно выбившись из сил, на лифте взлетел на десятый этаж. Я широко распахнул дверь своей лаборатории и остановился как вкопанный. На том месте, где раньше стоял «Людвиг», возвышалось сооружение из блестящего металла и пластиков…
ПОСЛЕСЛОВИЕ К УЭЛЛСУ
(Фантастические новеллы)
1. ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА