Формула Бога

Душ Сантуш Жозе Родригеш

Это был Бендер-Торкеман.

Городок состоял из почти одинаковых приземистых домишек, зато его жители, в основном туркмены, были необычайно живописны. Сойдя с автобуса, Томаш с интересом смотрел на мужчин и женщин в яркой одежде, праздно разгуливавших по улицам. Рынок был открыт, но ассортимент товаров разнообразием не отличался: немного рыбы, кое-какая одежда и развалы кустарно сработанной обуви.

По заброшенной узкоколейке со сгнившими шпалами они двинулись в направлении нефтехранилища. Впереди шествовал Саббар,

за ним — Томаш, задыхаясь в своем чадоре. Миновав вонявшие машинным маслом и бензином резервуары, путники встали как вкопанные — их глазам открылось море и деревянные сваи причалов.

Три рыбацких шхуны плавно покачивались на зеркальной поверхности Горганского залива. Воздух у берега пах солью и йодом, над подернутой легкой зыбью водой разносились крики чаек. И хотя никогда раньше на Каспии Томаш не бывал, знакомые с детства запахи и звуки делали это место близким его сердцу.

Португалец приблизился к кромке прибоя и сквозь сетку чадора попытался разобрать названия суденышек.

«Анахита».

Нет, не то.

Томаш продвинулся на сотню шагов в сторону второго судна — выкрашенного в красный и белый цвета небольшого рыболовецкого траулера, который стоял на якоре невдалеке от берега. Над его развешенными для просушки сетями с клекотом носились чайки. На борту значилось: «Баку».

Томаш содрал с себя чадор и бросил на землю. Легкий бриз приятно овеял распаренное лицо, взлохматил волосы. Испытывая непередаваемое облегчение, португалец зажмурился и поднял к небу лицо. Ноздри его глубоко вдыхали соленый аромат, грудь наполнялась вольным морским воздухом, ноги утопали в белоснежной пене прибоя. Дуновения ветра представились ему в эту минуту дыханием Бога.

Наконец Томаш открыл глаза и посмотрел на кораблик.

— Э-ге-гей! — сложив рупором ладони, крикнул он.

Разнесшийся над умиротворенной водной гладью возглас вспугнул чаек. Птицы облачком взметнулись вверх и, грациозно взмахивая крыльями, описали в небе широкий круг.

— Э-ге-гей! — закричал снова Томаш.

— Chikar mikonin? — донеслось с борта.

Томаш набрал воздуха в легкие и что было силы заорал:

— Мохаммед!

Рыбак немного поколебался.

— Ye lahze shabr konin, — ответил он наконец и жестом велел подождать.

Томаш замер в ожидании, молясь про себя, чтобы все вышло, как задумано. Судно хрупкой скорлупкой покачивалось в такт штилевой зыби, убаюкиваемое криками чаек и шорохом прибойной волны.

Спустя полминуты на палубе появились двое — рыбак и другой мужчина, который по-английски обратился к стоявшим на берегу:

— Меня зовут Мохаммед. Я могу вам помочь?

Томаш чуть не подскочил от радости.

— Да, можете! — воскликнул он с улыбкой облегчения. — Вы собираетесь на хадж в Мекку?

Несмотря на разделявшее их расстояние, историк видел, как Мохаммед улыбнулся.

— Иншаллах!

XXI

Рыболовецкая шхуна, рассекая носом потемневшую каспийскую воду, направлялась в открытое море. Фигура Саббара на

берегу быстро уменьшилась до размера точки, а затем и вовсе пропала из виду. Чайки на небольшой высоте летели за кормой, сопровождая судно в напрасной надежде, что кто-нибудь бросит им рыбину. Но часы досуга, когда моряки забавлялись, играя с птицами, кончились, и сейчас все были заняты работой.

Томаш почувствовал, что к нему кто-то подошел. Обернувшись, он увидел Мохаммеда, который молча смотрел на удалявшийся песчаный берег, где уже не было видно Саббара. Капитан корабля, азербайджанец с седеющей бородой, аккуратно подстриженными шелковистыми волосами и ухоженными, безупречно чистыми ногтями, нисколько не походил на рыбака. Внешность выдавала в нем не чуждого сибаритству городского жителя.

— Еще бы немного, — начал разговор Мохаммед, — еще один день, и мы бы ушли без вас. Вам повезло, что вы нас застали. — Мохаммед кивнул подбородком в сторону, где недавно виднелся силуэт Саббара, и спросил: — Он тоже из наших?

Томаш отрицательно покачал головой.

— Кто же он?

— Просто водитель.

— Водитель? — бровь у Мохаммеда поползла вверх. — А его проверяли?

— Это длинная история, — Томаш устало вздохнул. — Одно вам скажу: Саббар — один из тех, кто спасли мне жизнь.

Крепчавший бриз еще негромко шумел в снастях, но уже почти заглушал крик чаек и мерное урчание судового двигателя. К серо-голубому цвету неба примешивались теплые оттенки, но берег, вдоль которого, разрывая горизонт, простиралась цепь Эльбурских гор, озарялся ледяным светом, отраженном снегами вершин. Солнце стремительно катилось вниз, словно желая слиться с морем.

Опускалась ночь.

Капитан, осознав бесполезность усилий согреться энергичным растиранием рук, сдался перед Бореем и, обернувшись, известил:

— Я пошел вниз. Тем более что пора включать телефон и связываться с центром.

Ночь упала на Каспийское море как плотное покрывало, окутав шхуну непроглядной, бездонной тьмой. Лишь изредка у самого горизонта из густой чернильной мглы выныривали пляшущие на водной ряби огоньки, выдавая присутствие рыбацких судов или паромов, перевозивших пассажиров и грузы с одного берега на другой.

Не чувствуя холода, Томаш остался на палубе и перебрался на нос. Три дня он провел заживо погребенным в бетонном склепе, и теперь никакой студеный ветер, бьющий в лицо, и уж тем более просто темная ночь не мешали ему ощущать всеми фибрами души бесконечную огромность неба.

Дверь рубки открылась, и на палубу вышел один из говоривших по-английски морячков.

— Мистер, идите сюда, — сказал он. — Вас зовет капитан.

В рубке работал обогреватель и горел яркий свет, но накурено было так, что хоть топор вешай. Морячок указал на крутые ступеньки. Спустившись по ним, Томаш попал в небольшое помещение. Мохаммед сидел в наушниках с микрофоном. Провод от гарнитуры соединялся с электронным устройством, установленным в стенной переборке.

— Вы звали меня?