Формула гениальности
Шрифт:
После обеда Наркес решил съездить в город к Сакану. Он был очень привязан к нему. Они приходились друг другу двоюродными братьями по линии матерей. Были почти ровесниками: Наркес был на год старше Сакана. Вместе росли в детстве, вместе учились в одном институте, но на разных факультетах. Сакан поступил на год позже брата и на год позже его окончил. Работал заведующим аптекой. Несколько лет назад он получил ее одной из самых отсталых, затем из года в год постепенно сделал ее одной из лучших в городе. В прошлом году отстроил для нее новое просторное здание. Был он очень трезвым, деловым
Сакан оказался у себя. Увидев Наркеса, он радостно встал из-за стола и пошел ему навстречу. Братья поздоровались, расспросили друг друга о делах, о семьях. Чтобы беседу их не прерывали, Сакан вызвал зама, попросил его пока заняться посетителями и закрыл дверь кабинета на ключ.
Посидев за беседой еще немного, Наркес стал собираться.
– Куда торопишься? – спросил его Сакан. – Скоро кончится работа. Поедем к нам. Поговорим, побудем вместе, заночуешь…
– Потом, старина. Пока надо побыть рядом с матерью. Я ведь только приехал.
– Ну, давай, заходи. Может, сообразим и махнем куда-нибудь на несколько дней, отдохнем. Да, – тут же остановился он. – Никто не знает о твоем приезде? Ты никуда еще не заходил? А то понабегут со всех сторон. И отдохнуть не дадут. Лучше инкогнито тебе побыть пока. А к руководству и перед отъездом успеешь зайти.
Наркес согласно кивнул. Братья расстались.
На следующий день Наркес решил навестить пожилых родственников. Первым делом он посетил Кумис-апу, старшую сестру матери. Ей было восемьдесят лет. Несмотря на столь немалый возраст, она обладала завидной живостью и оптимизмом, Дочь ее Турсун уже много лет была вдовой. Раньше была замужем за двоюродным родственником Хакимом, что среди казахов случается редко. В свою очередь они приходились двоюродным братом и двоюродной сестрой Наркесу. После смерти брата остались двое детей, старший Турымтай и младшая Талшын, и Наркес часто помогал им. Увидев его, все они необыкновенно обрадовались.
– И тебя, Наркесжан, оказывается, можно иногда увидеть. Уж был бы ты лучше простым, не известным никому человеком, как мой Орын, и тогда мы видели бы тебя чаще, – сказала Кумис-апа.
Орын, невысокий круглолицый молодой человек с курчавыми волосами, все еще холостой в свои тридцать два года, стоял рядом с матерью и улыбался.
Наркес радостно здоровался со всеми. За чаем они вспоминали родных, знакомых упомянули и Хакима. Вспомнив брата, Наркес сразу стал серьезным.
– Хаким-ага часто говорил мне, – нарушил он, наконец, молчание, – что мы обязательно должны оставить какой-нибудь след после себя. Я, кажется, выполнил его просьбу…
– Да, ты выполнил его просьбу… Это было самое заветное желание в его жизни… – задумчиво отозвалась Турсун, вспомнив мужа.
– Хочу я какую-нибудь научную работу посвятить его памяти, – продолжал Наркес. – Попозже, когда освобожусь немного.
За разговором они просидели до позднего вечера. Наркес стал собираться.
– Куда ты на ночь глядя? – спросила Кумис-апа. – Заночуй, а завтра утром поедешь домой.
– Не
– Да, да, ей сейчас трудно, – согласилась старая женщина. – Ну, ладно, почаще навещай нас до отъезда.
Орын проводил брата на улицу. У машины они простились, и Наркес поехал в Ассу.
В последующие дни Наркес навестил Басера-ага, Кульзаду-апу, Асиму-апу, Калела-ага и других родственников. И где бы он ни был, вечером он обязательно возвращался домой, зная, что мать будет беспокоиться в его отсутствие.
Несколько дней Наркес провел у Канзады и Тимура в Дунгановке. Приезжая к зятю и сестренке, Наркес каждый раз видел огромный яблоневый сад, который они вместе с отцом посадили много лет назад, нехитрые сельские постройки. Здесь проходили последние годы его детства и юность. Здесь все напоминало об отце.
В одну из встреч Сакан предложил Наркесу съездить на джайляу к своему родственнику по отцовской линии Бисену, работавшему чабаном, и отдохнуть у него неделю-две. Наркес много раз в разные годы встречал Бисена в доме брата. Это был очень смуглый и крепкий мужчина лет сорока пяти, весельчак и острослов. Он часто приглашал Наркеса к себе в горы, но съездить все никак не удавалось: Сейчас, во время отпуска, отдохнуть в горах несколько дней было бы неплохо. Наркес согласился. Он переговорил с матерью, и она одобрила его решение.
11
В назначенный день Наркес и Сакан отправились на джайляу. За городом долго ехали по шоссе, тянувшемся параллельно железной дороге. У одной из проселочных дорог, убегавших в сторону от автострады, Сакан свернул и поехал по направлению к горам. По обе стороны дороги, утопавшей в пыли, стояли поля уже созревшей и готовой к жатве пшеницы. Наркес разглядывал необозримое желтое море хлебов, тугие колосья, медленно и мерно колыхавшиеся от легкого ветерка. Время от времени посматривал слева от себя и Сакан.
– Богатый в этом году хлеб, – произнес он, – как и в прошлом году. Снова, наверное, дадут Казахстану орден, – он широко улыбнулся.
Улыбнулся и Наркес, продолжая думать о своем. Вклад республики в житницу страны был известен всем.
Дорога быстро поднималась вверх. Оставляя за собой высокий шлейф пыли, газик Сакана легко преодолевал путь. Вскоре дорога стала каменистой. Когда поднялись на первый перевал, Сакан взглядом указал вперед: «Видишь вон ту скалу на четвертом перевале? Она называется Унгур-тас. В этом году Бисен находится на этом джайляу».
С перевала дорога стремительно понеслась вниз. Между каждыми двумя перевалами находилось множество высоких холмов и гребней. С трудом поднимаясь вверх почти по вертикальному склону, Сакан, с улыбкой глядя на Наркеса, спросил:
– Ну, как наши горные дороги?
Наркес, крепко схватив правой рукой за ручку поручня перед собой, внимательно смотрел вперед. Казалось, что машина вот-вот перевернется и полетит назад, на дно глубокой ложбины. Натужно гудя, отчаянно цепляясь всеми четырьмя колесами за голую каменистую почву, газик медленно поднимался в гору. Взобравшись наверх, машина снова спускалась по непостижимо крутому склону.