Формула неверности
Шрифт:
— Ну, это не аргумент! — Таня подозревала, что несет сущую ерунду, но ее пугали глаза Маши, в них плескалось непривычное отчаяние. Словно ей и без того было плохо, а тут еще письмо сына. — А врачи… О, я знаю врачей; они пьют неразбавленный спирт, стерилизуя внутренности…
— Татьяна, я тебя отшлепаю. Что это еще за нелепые выдумки в адрес врачей!
— Хотела бы я видеть, как ты меня отшлепаешь.
— Рада, что большая выросла?
— Нет, ты не уходи от ответа. Подтверди, что врачи не пьют, и вообще врач — это не профессия, а состояние души.
— По
— Вот видишь!
— Что — видишь? Тебя бы на мое место — тоже потянуло бы философствовать.
— Меня и на моем месте к этому тянет. А вот тебя однозначно тянет к рюмке, — грубовато заметила Таня. — И при этом, не могу замолчать сего факта, совершенно атрофируется чувство локтя. Что смотришь с понтом, не понимаешь, в чем дело: мне налей.
— Таня, еще немного, и я подумаю, не подменили мне сестру в парикмахерской или где ты там была?
— В косметическом салоне.
— Ого, красиво жить не запретишь. Неужели в том, дорогом?
— Зачем же нам дешевые? Давай выпьем за пять «у». Это я придумала: уверенность, увлеченность, удовлетворенность, удачливость, успех.
Рюмочки Маша принесла самые маленькие, так что мелькнувшая было у Тани мысль о появившемся у нее пристрастии к алкоголю больше не возникала. Просто сестра и вправду была расстроена.
— Вот я и осталась одна, — сказала Маша. — Сын! Он даже не пригласил меня в гости. Просто поставил в известность, и все. Думала, приедет, поступит в институт. Я и деньги-то откладывала на машину, думаешь, для себя?.. Давай выпьем за то, чтобы мы были кому-нибудь нужны.
— Машка, тебе не стыдно! А я?
— У тебя своя жизнь, — грустно сказала она. — Все, хватит, на досуге я еще подумаю, сыночкино письмо почитаю…
Таня мысленно представила себе племянника Колю. Несмотря на то что Маша ростом не слишком высока, парень у нее удался в отца — первого красавца мединститута. Высокий, широкоплечий. Шел по улице — на него женщины оглядывались.
Маша винила себя за то, что он теперь служил на Крайнем Севере, но Таня помнила, что это было желание Коли.
«Учти, мать, от армии я прятаться не буду, и не проси, — строго выговорил он. — Если каждый станет косить под больного или дезертировать, кто будет родину защищать?»
Такой вот он был правильный, на светлых идеалах воспитанный. И с этой скоропалительной женитьбой, Таня была уверена, все не так просто. Или в самом деле племянник женился по большой любви, или прикрыл кого-то собой. Потому он и мать к себе не позвал, не хотел, чтобы она нервничала. Решил, видимо, что удар на таком расстоянии вовсе и не удар, а так, легкий толчок. Маша и сама это поймет, когда к мысли о женитьбе сына привыкнет да рассудит, как и что могло произойти…
— У меня вот какая идея, — предложила Таня, — давай немного попозже, ближе к осени, вместе с тобой в этот Мурманск съездим и посмотрим, что там да как? Может, ничего страшного и нет.
— Думаешь, тебя Леня отпустит?
— А куда он денется? Если сегодня навсегда не уйдет, смирится
— Не уйдет, ты сказала? А что, должен был?
— Уж очень он моим видом недоволен. Мол, с таким обликом и таблички не надо, и так все ясно.
— Какой таблички? — не поняла Маша.
— «Даю!»
— Так и сказал, и ты что, не обиделась?
— А чего обижаться? Ему виднее.
— Знаешь, Танюшка, после того, как ты ушла от Миши, я подспудно жду от тебя самых непредсказуемых действий. Эта хулиганская челка… Сама придумала?
— Нет, парикмахерша мне модный журнал дала, я в нем и выбрала.
Они выпили за смелость, и Маша откинулась в кресле.
— Будь я психологом, я бы твою жизнь до сегодняшнего дня разбила на три… нет, на четыре периода. Первый, понятно, побольше: рождение — взросление. Потом — становление женщины, любимой и счастливой. Третий — летаргический сон…
— Погоди, а мой развод с Мишкой ни к какому периоду не относится?
— Относится. Это просто конец второго периода.
— Минуточку, что же получается, мой брак с Каретниковым ты считаешь летаргическим сном?
— Назови как-то по-другому. Пусть это будет прозябание в образе добропорядочной матроны.
— Хорошего же ты обо мне мнения!
— Не обижайся, Танюша, я же шучу. Но и ты тоже высказалась: мнение! Ты как бы мой первый ребенок. Я тебя знаю и принимаю такой, какая ты есть, и при этом мне очень хочется, чтобы ты не совершала таких ошибок, которые испортят твою жизнь. Жить импульсами в восемнадцать лет — это нормально. Но когда тебе за тридцать, нужно включать и разум…
В тишине дома как-то по-особому резко прозвучал телефонный звонок.
— Извини, это, наверное, Валентин.
Оказалось, это кто-то из Машиных пациентов, кому она стала медленно и подробно объяснять курс лечения.
Таня задумчиво вертела в пальцах тонкую ножку рюмки, привычно ныряя в глубину своего прошлого.
Когда Михаила пригласили на работу в элитный клуб «Ахилл», семья Карпенко отметила это торжественно. Ему предложили сразу такой оклад, который он не имел, суммируя заработок всех своих трех работ, мотаясь по городу с утра до вечера.
Собственно, Таня много раз говорила, что они могли бы обойтись и меньшим. Тем более что, как мастер ремонтной фирмы «Геркон», она и сама теперь неплохо получала. Но Мишка отговаривался тем, что «жигуленок» — его вторая машина, которую они тоже купили подержанной, — совсем на ладан дышит, а без машины он как без рук. В смысле, как без ног.
С одним только Таня не могла согласиться. Мишка отказывался жить в той половине коттеджа, которая принадлежала Тане. Они пускали туда квартирантов, а деньги откладывали на покупку трехкомнатной квартиры.
— Ну почему ты не хочешь жить в моем доме, почему?! — сердилась Таня.
— Нам, казакам, жить у приймах нэ любо, — отшучивался он.
— Нэ любо! — передразнивала Таня. — Какой ты казак! Не примазывайся к чужой славе.
— Дед был казак, отец был казак, — загибал пальцы Мишка. — Один я подкачал, на кацапке женился. Да еще с польскими корнями!