Формула преступления
Шрифт:
— Умоляю вас, сделайте это! Проясните! Что мне делать?
— Свозим вас в одно интересное место.
— Но я не хочу в тюрьму… — Княжевич отшатнулся. — То есть в участок!
— Почему сразу в участок?.. Здесь недалеко, доедем быстро. Раз наш извозчик Спиридон такой услужливый.
— Это наваждение, не иначе!
— Кстати, Виктор Геннадиевич, матушка Паисья не показалась вам знакома?.. Быть может, раньше встречались?
— Откуда мне знать эту ведьму!
— Попробуйте представить ее
— Что представлять? У меня на лица отличная память… Знать не знаю эту старуху. Но что теперь делать мне? Нет, это наваждение…
— Не будем терять времени. Прошу вниз…
Слега дрожащей рукой Княжевич достал свежую папиросу и на ходу стал прикуривать, обжигая пальцы. От самоуверенности члена «Львиного» клуба не осталось и следа. Мужчина, сражающий дам, нынче пребывал в глубокой панике. Только затяжки ароматного дыма немного привели его в чувство.
Пролетка встала у двухэтажного домика. Ничто, кроме затоптанного снега, не говорило о присутствии полиции. Болотников спрыгнул с подножки, ожидая принять седока. Однако происходило что-то непонятное простому и крепкому уму старшего городового. «Шпендель в шубе», как прозвал он про себя скользкого типа, докуривал третью гильзу, уставившись в пол, но с диванчика вставать и не думал. А юный чиновник наблюдал за ним как будто с интересом. Словно и не собираются слезать вовсе. Что за игры такие?
Оторвав взгляд от коврика на дне пролетки, Княжевич обернулся к соседу:
— И что теперь? Куда прикажете, господин сыщик?
— Вам лучше знать, сколько раз здесь бывали.
Виктор огляделся.
— Где я бывал?
— Играете талантливо, только в любом обмане надо знать меру… Вам туда, — Ванзаров указал на чистенький подъезд.
Швырнув окурок по крутой дуге прямо в канал, Княжевич спрыгнул, всем своим видом демонстрируя, что не понимает, куда и зачем его привезли.
На звук дверного колокольчика появилась Симка в самом энергичном настроении, от слез и следа не осталось. Увидев гостя, охнула, попятилась и с некоторым испугом сказала:
— Здравствуйте, Виктор…
— Я тебя не знаю, мерзкая тварь! — истерично закричал победитель женских сердец. — И не смей называть меня по имени!
Зарыдав без предупреждения, как умела, горничная скрылась так же стремительно.
— Я бы не советовал настраивать против себя свидетелей, — тихо сказал Родион. — На суде такое хамство может совсем дурно обернуться…
— Каких свидетелей? На каком суде?.. Что за бред?.. Ох, простите… Не понимаю, что говорю. — Княжевич потянулся за следующей папиросой. Но ему посоветовали отложить курение на потом.
В открытой двери наконец появился дежуривший городовой. Пока Болотников подталкивал Виктора по лестнице, Ванзарову быстро доложили:
К открытому дверному проему Княжевич стоял спиной, упорно рассматривая люстру и вертя папиросой, как барабанной палочкой. Когда на шум выглянула Русалова, окинул пожилую даму равнодушным взглядом. Словно дела нет и никогда ее не видел. Отодвинув гардину, Родион пригласил Княжевича в комнату.
Виктор остановился в двух шагах от порога, осматриваясь с брезгливой миной.
— И что я должен здесь увидеть?
Его пригласили к диванчику, на котором лежал вытянутый предмет, накрытый чистой простыней. Княжевич не заставил себя уговаривать и двинулся, только когда Родион повысил голос, а Болотников предупреждающе взял его за плечо.
Подцепив край ткани, Ванзаров очень аккуратно, чтоб не показать лишнего, открыл голову:
— Взгляните сюда…
Княжевич повел себя странно: сунул папиросу в рот, тут же рванул ее назад, оставив обрывок гильзы в зубах, бросил остальное на ковер, а гильзу выплюнул себе на рукав, не заметив, что по холеному подбородку тянется струйка вязкой слюны. Только смотрел на побелевшее лицо неотрывно.
— Могу сделать вывод, что узнаете. А говорили, не знаете госпожу Водянову. Видите, как все просто.
— Боже мой… — еле-еле пробормотал Виктор. — Бедная Настенька… Бедная милая Настенька… Что же с ней сделали…
— Как вы ее назвали? — спросил Родион довольно глупым образом.
Его можно понять. Не каждый день перед сыщиком, пусть и юным, ставят внезапную закавыку: преступник жертву опознал, но опознал в ней совсем другого человека. Вернее, барышню. И хоть звали ее по-другому, но следствию от этого не легче.
— Умоляю: закройте… Это мучительно… — Княжевич защитился от страшного зрелища ладошкой.
Простыня равнодушно висела над мертвым лицом:.
— Уверены, что это не Дарья Водянова?
— Какая Водянова?! Откуда выдумали дурацкое имя!.. Это Настенька Окольникова, уже поверьте, я неплохо ее знаю… То есть помню… Бедная девочка… — Злодей поплелся вслепую, пока не уткнулся в могучую грудь старшего городового. Его легонько развернули и поставили лицом перед сыскной полицией, которая затребовала подробный и точный отчет: что? где? когда?
Из Виктора Геннадиевича словно выбили последний штырь, на котором держалась самоуверенность. Он скорчился, что было особо заметно из-за шубы, вставшей колом. Голос его упал до шепота.