Формула счастья

Ненова Нина

Если я даже и испытывал подсознательно симпатию к юсу, то пока я наблюдал за его торжественным прибытием, она полностью испарилась, как только он остановился передо мной и отвел в сторону лобную перепонку. Теперь я уже ничего другого не чувствовал, кроме тяжелого взгляда его огромных плавающих глаз — из мертвенного белесо-водянистого вещества, с зияющими зеницами в середине, глубокими, темными, подобными кратерам, которые как будто доходили до самого его мозга, и в глубине их я уловил смутный трепет… наверное, этого мозга… впившегося в меня взглядом…

Не знаю, сколько времени мы стояли так — один против Другого. Может быть, секунду,

а может, несколько минут. Сегодня он не предпринял действий, которыми на Земле у Юсов принято смягчать первую реакцию человека на их влияние. И так как ему было хорошо известно, что он мне причиняет, я предположил, что он нарочно поступает так, что здесь, на своей территории, хочет уязвить меня, заставить почувствовать себя ничтожным, зависимым и одиноким…

Когда же эта ужасная скованность прошла, я подступил к негуманоиду, намеренно медленно осмотрел его снизу доверху и растянул свое лицо в такой улыбке, что сам удивился, как маска скафандра ее выдержала и не треснула.

— Ну что же, не начнем ли нашу небольшую прогулку? — спросил я как можно вежливее.

— Она пройдет через вас, хотя и без нее, — столь же вежливо ответил мне он.

Я засмеялся. Но так как юс продолжал стоять передо мной, а в таком случае молчание было бы естественно, если бы мы двигались куда-нибудь и я рассматривал бы что-то, мне пришлось снова заговорить.

— Я буду вашим гостем еще много дней, и в течение этого времени мы, наверное, будем часто разговаривать. Скажите, как мне обращаться к вам? Как ваше имя?

— Если хотите, оно будет Чикс.

— Почему «если хочу»? В сущности у вас другое имя, не так ли?

— Нет. Если вы его примете, то будет Чикс.

— Значит у вас нет имени?

— Как так нет? Ведь я же с вами.

— Ага… А имя Чикс означает что-нибудь на вашем языке?

— Да, имеет значение. Оно происходит от первых двух маленьких камней, которые ударились один о другой: чикс! Еще миллиарды лет, времен и наших, и некоторых, и некоторых еще назад и прежде… — юс начал отступать назад и уменьшаться, пока его верхние конечности не уперлись в пол.

— Ну, хорошо, — пробормотал я. — Я буду называть вас Чикс.

Юс выпрямился.

— Я тоже, — заявил он.

Господи! О каком взаимном изучении может идти речь, если мы не в состоянии объяснить друг другу, как нас зовут.

— Нет, — покачал я головой. — Меня зовут Тервел. Для краткости, Тер.

— Значит, останетесь неизменным и по отношению ко мне?!. Или это только ностальгия?

— Как хотите, так его и принимайте, но все будет правда.

— Да, все выравнивается, — может быть, таким образом Чикс выразил свое согласие.

Потом он произнес какую-то фразу, которая слегка напоминала предложение следовать за ним, и мы направились к ближайшей стене. Я ожидал, что он перед ней остановится. Но, увы. Он просто продолжал двигаться, как будто перед ним было пустое пространство, а стена раздвинулась и согнулась по обе стороны от его тела при первом же соприкосновении с ним. И я прошел через создавшуюся таким образом «дверь» и через несколько шагов оглянулся — стена восстановила свою целостность.

— Мы отняли у них терпимость к разумному соприкосновению, но дали им стремление быть вместе, — объяснил Чикс.

— Неужели эта стена состоит из живых существ? — удивился я.

— Из существ. А они живы иногда и почти. Неожиданно мне вдруг стало так хорошо, что даже этот ответ не вызвал у меня раздражения. Что из

того, что я его не понял? И вообще что из того, что пока я не понимаю большую часть выражений юса? Ведь я здесь рядом с ним, гуляю и рассматриваю их звездолет. А он любезно старается объяснить мне то, к чему я проявляю интерес, и мы разговариваем и держимся с ним на равных… И может быть, мы действительно равны, несмотря на все их научно-технические чудеса, на пять их планет, на их вековые скитания по Космосу. Ну и что ж! В конце концов они домогаются нашего внимания, а не мы их? И спрашивается: зачем бы им это было нужно, если бы они считали нас ниже себя? Наверно, есть области, где мы их превосходим. Наверняка! Только мы этого не осознаем. Они, однако, сознают, и вот почему… Я увлекся этими своими мыслями, развил их и обогатил логическими заключениями, которые еще больше стимулировали мое хорошее самочувствие, в конце концов я сумел дойти до того, что начал воспринимать негуманоида со снисходительным добродушием. И так как в данный момент мы проходили мимо какого-то устройства, единственной задачей которого, видимо, было распространять вокруг себя облака пыли, я спросил просто так, только чтобы снова услышать любезное объяснение:

— Скажите, Чикс, для чего- служит это? — небрежно махнул рукой в ту сторону.

— Для примера, так как ему очень трудно, — он подошел к устройству и буквально нырнул в облако пыли, а оттуда добавил: — Ему не хватает планеты, откуда он произошел, и мы регулярно его одобряем.

Кто знает, отчего я вдолбил себе в голову, что он не услышал бы меня, если бы я говорил нормально, поэтому я почти прокричал:

— А это не растение?

— Было, а теперь — воспоминание. И растет только в наших представлениях, — кратко ответил мне едва различимый силуэт Чикса.

Наше движение пешком закончилось для меня неприятной неожиданностью. Мы удалились от «бывшего» юси-анского растения, и я задумчиво наблюдал, как Чикс абсорбирует пыльцу, оставшуюся у него на коже, когда пол в радиусе около двух метров вокруг нас начал быстро растягиваться и провисать. Мы продолжали идти по нему и неожиданно оказались намного ниже общего уровня. Потом он соединился над нашими головами и таким образом приобрел вид полупрозрачной капсулы, которая стремительно понеслась вниз.

Я пытался понять, что происходит снаружи, но перед глазами мелькали только длинные светящиеся линии. Так или иначе, ощущение, что мы падаем вниз с ошеломляющей скоростью, не было иллюзией.

Капсула мягко остановилась благодаря амортизаторам. Затем распалась на отдельные лохмотья, они слились в новый пол, который напоминал спину колоссального прерывисто дышащего пресмыкающегося. Чикс уверенно шел по нему, а мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, и я пошел нарочито размеренным шагом, как будто маршировал на военном параде. Скоро оказалось, что находимся мы на висящей в воздухе площадке, или точнее, площади. Мы дошли по ней до конца, где, кажется, было спущено силовое поле, потому что Чикс спокойно принял такую позу, при которой иначе непременно бы потерял рав-новесие. — Я немного отступил назад, и отсюда. как с высокого балкона мне стало все превосходно видно, а если бы еще знать, что видно, было бы совсем хорошо. Впрочем, хотя и непонятный, или может быть именно поэтому, вид производил потрясающее впечатление. Он был просто оскорбителен по отношению даже к самому непретенциозному чувству гармонии и порядка!