Формула смерти
Шрифт:
— Жизнь ничего. И палку бросил. Я теперь, знаешь, в механики подался… Ну не на гонках — в мастерских. Всякие там навороты на стандартные модели… Из жестянок — гоночные таратайки делаю… Ладно, Егор, заговорили мы тебя, наверно… Вон и дружок твой томится. Небось хотите подойти поближе, посмотреть, да? — спросил Саша. Володя лишь пожал плечами: как, мол, Егор, так и я… — Посмотри, Федька, запомни, — обратился Саша к сыну, — этот дядя — сам Егор Калашников, самый знаменитый теперь наш русский гонщик. Запомнишь?
И тут же вокруг них загудела, заволновалась толпа,
— Я ж говорю, это Калаш!
— Ребя, сюда! Здесь Калаш! Живой!
— Егор, подпиши фотку!
— И мне!
— Егор, майку подпиши!
— Андреич! Ты насовсем вернулся?
— А ты сегодня в гонках участвуешь?
— Дура, не видишь, он без комбинезона, и вообще… если бы участвовал, был бы там, за загородкой.
— Да реклама бы была! Калаш — он наш!
— Фига ли ему здесь катить? Он теперь будет трассу ждать, да, Егор?
— Ой, Маришка, гляди, Калаш! Да какой хорошенький!
— Калаш, можно с тобой сфоткаться?
— Калаш, можно я тебя поцелую?
— А можно я от тебя ребеночка рожу?
Его обступила, заглатывая, словно амеба, тесная толпа поклонников и поклонниц. Это было совершенно неожиданно, Егор был абсолютно не готов к популярности. Он расписывался на буклетах, пожимал чьи-то руки, девичьи губы мазали помадой его щеки — в общем, народная любовь встала в полный рост. И если бы не решительные действия Володи, был бы, вероятно, Калашников погребен под знаменами собственной славы. Владимир самым решительным образом оттеснил толпу, буквально отбил Егора от особо истовых барышень:
— Егор Андреевич! Давайте-ка к машине!
— Да, пожалуй, — сокрушенно согласился Егор, которому вообще-то совершенно не хотелось пропускать зрелище. Но, видно, делать нечего…
— Егор! — услышал он вдруг откуда-то из-за заграждения. — Ты чего там, давай сюда!
Крик был радостный, Егор поискал глазами, нашел — Сережка Зеленяк.
Тот что-то шепнул милиционеру, стоявшему возле прохода в зону. Стражник оглянулся на Калашникова, широко улыбнулся, сделал приглашающий жест.
— Давай, Володя? — оглянулся Егор на охранника, и они устремились за ограждение.
— Что, едва прикатил, и сразу сюда? Не выдержало ретивое? — хлопнул его по плечу Сергей.
Хоть и недолюбливал его Егор прежде, но сейчас, в этой праздничной обстановке, был ему рад.
— Нуда! Думаю, чего зря времени пропадать, посмотрю на ребят, как они тут.
— Ну тебе чего на нас смотреть. Мы теперь для тебя второй сорт. Это как если бы ты на «конкорде» летал, а мы на кукурузниках — и равнялись бы… У тебя вон даже охрана своя, как у покровителя твоего, Соболевского. Или у тебя его баба в покровителях? — хохотнул он.
Серега был в своем репертуаре — под его взглядом все становилось дерьмом обмазанным. И откуда сведения про Олесю? Быстро работает сарафанное радио…
— Ладно, брось, — поморщился Егор. — Давай рассказывай, кто тут у вас сегодня гоняет, а то я уже никого толком не знаю.
Серега начал было рассказывать про команды, называть имена, но тут по громкоговорителю
— Потом договорим, ладно? Ты же до конца будешь? Ну вот и встретимся! — отошел к машине с яр: кой наклейкой «Экстрим» — это было название его команды.
Егор кивнул, решив про себя, что продолжать разговор с Серегой. не будет. Что-то узнал, и будет!
— Давай пройдем вон туда, поближе к повороту, — предложил он Володе. — Там лучше видно будет, кто есть кто.
И снова шум машин достиг своего максимума, снова машины стремительно промчались мимо, и рев их доносился теперь откуда-то издалека, вероятно от самой реки. Оттуда, где Егор и Володя сейчас стояли, виден был прямой кусок трассы и самое начало виража, скрытого большими деревьями — за виражом машины исчезали, словно их и вовсе не было. Только гул моторов, доносившийся из дальней дали, говорил, что они все еще есть и продолжают гонку. Наконец рев моторов почти совсем исчез из прогревшегося за день воздуха, но через какие-то мгновения послышался снова и начал уверенно нарастать, становясь все
громче и громче. И вот наконец весь ревущий пестрый клубок состязающихся механизмов показался из-за деревьев на другом конце прямой. Обгоняя и тесня друг друга, машины снова с оглушающим ревом пронеслись мимо, вдоль могучего корпуса большой спортивной арены. Какие-то секунды, и. вот они уже снова уходят за поворот, словно расталкивая друг друга, скрываются на невидимом за густыми деревьями витке трассы, ведущем к реке. И снова постепенно затихающий шум, снова ожидание, снова короткая тишина, наступающая только для того, чтобы через считанные минуты вновь взорваться очередным пиком грохота, кладущим начало следующего круга…
Егор довольно быстро порастерял внимание. Похоже, сегодня в заездах участвовало много молодых, не очень еще опытных гонщиков — и скоростишка у них могла бы быть повыше, и виражи можно было бы проходить поразухабистее… А то вон который уже круг проходят, а порядок машин все не меняется — как с самого старта вышли, так и идут… Нет, пожалуй, после гонок «Формулы» смотреть все это как-то не очень, подумал Егор; он покосился на зрителей — разделяют они его точку зрения, нет? Зрители, настоящие фанаты автоспорта, смотрели действо завороженно — нравилось. Он перевел взгляд на Володю — тот тоже не на шутку увлекся происходящим, стоял, вперив горящие азартом глаза туда, откуда вновь вот-вот должны были появиться машины.
Егор не стал его отвлекать, пусть парень досмотрит гонку.
Когда они выбрались из-за ограждения и направились к машине, продираясь сквозь толпу, Володя шел впереди, закрывая Калашникова могучей спиной.
— Гошка, Егорушка! — завопил ему в ухо девичий голос. — Приехал! — И приятные прохладные ладошки легли на его глаза. — Угадай кто?
И тут же ласковые ладони сползли с глаз, послышалась какая-то возня, и женский голос — теперь уже другой, не тот, что раньше, выкрикнул обиженно и сердито: