Формула успеха
Шрифт:
На рассвете этого дня родился наш третий сын, Фриц. Сильвия оставалась в больнице в течение десяти дней, а потом я перевез их в дом, снятый в Гааге специально на случай эвакуации. Никто не знал, как долго нам придется оставаться за «водной линией обороны», так что наши дети присоединились к нам. Мои родители поселились в номерах местной гостиницы. Особо ценные экспонаты отцовской коллекции, так же как серебро и антиквариат из нашего дома, были отправлены в безопасное место.
Поскольку ситуация застыла в неопределенности, я вернулся в Эйндховен, и позже моя семья последовала за мной. Будущее выглядело туманно. Сообщения из-за рубежа
Глава 7
Начало войны
В начале мая международное положение так обострилось, что женщин и детей снова эвакуировали за «водную линию обороны». Сильвия отправилась в Гаагу с шестью детьми, кошкой и канарейкой. Я остался в Эйндховене. Вечером во вторник, 9 числа, мы с друзьями играли в теннис. Нервы были напряжены, и расслабиться казалось разумным. Около семи меня срочно вызвали к телефону.
От предчувствия сжалось сердце. Странно, но отчасти это ощущение было навеяно одной книгой, которую я читал лет двадцать назад. Герои — дело происходило в Бельгии — тоже играли в теннис, когда как гром среди ясного неба грянуло известие о немецком вторжении 1914 года.
В трубке раздался хорошо знакомый голос:
— Это Франц!
— Что случилось?
— Только что из Германии сообщили, что начнется сегодня ночью.
Не эта новость, хотя и ужасная, поразила меня. Поразило совпадение с книгой. Я надел военную форму и отправился на работу.
Итак, кризис разразился. Надо немедля решить, эвакуироваться или нет. В достоверности сообщения не было никаких сомнений, но зная настроения, господствующие в Гааге, мы сомневались, что получим официальный приказ. Так что действовать надо на свой страх и риск. Мы решили: эвакуируемся.
Во все стороны полетели распоряжения. Вступил в действие план генерала Винкельмана. Хотя был уже вечер, «Филипс» гудел, как разбуженный улей. Разбившись на команды, люди размонтировали станки. Работа шла с достойной восхищения решимостью. Каждый знал, что следует делать. Трейлеры и грузовики въезжали в цеха. В ночной темноте формировались первые колонны. Все шло так гладко, что я решился пойти домой часа два вздремнуть, и когда вернулся, колонны еще стояли. Затем, около 4.30 утра, был дан сигнал начать наше продвижение к приготовленным заранее позициям. Между тем в небе уже слышался гул моторов немецкой боевой авиации. Мы надеялись, что у них нет задачи нам помешать.
Сначала эвакуация проходила нормально, но скоро мы столкнулись с первым препятствием. Мурдийкский мост был занят парашютистами! Моя часть колонны повернула в обход и пересекла устье к Нюмансдорпу. Дальше продвинуться не удалось — южная часть Роттердама также кишела немецкими парашютистами.
В Нюмансдорпе мы пережили первый воздушный налет. Наша колонна явно привлекла к себе внимание врага. Завыли сирены. Мы спрятались в каком-то доме и из окна видели, как самолет сбросил четыре бомбы прямо на нас. Скорость полета была такова, что попасть в цель они не могли, но зрелище было ужасающее, с каждой секундой падения бомбы становились все больше и больше. Мы сжались в комок, втянули головы в плечи и услышали, как бомбы рвутся где-то позади дома.
Эту ночь нам пришлось провести на фермах острова Хуксевард. Шесть офицеров из числа наших людей по очереди стояли на часах, наивно надеясь, что мы с нашими пистолетами сумеем
На следующий день наша часть колонны сумела паромом перебраться через Ньиве-Маас к западу от Роттердама, и к ночи мы прибыли в Гаагу. Я тут же направился в министерство обороны. Согласно донесениям, в течение первого дня войны наша армия смогла в нескольких местах остановить продвижение врага, но воздушное превосходство немцев было слишком велико. Ожесточенное сражение происходило на линии обороны Греббеберга, и нидерландское командование обдумывало возможность контратаки с юга. Этому не суждено было сбыться, так же как рухнул и наш план эвакуации завода. Все колонны застряли в пути, и ни один станок не прибыл к месту своего назначения.
Меня поселили с другими офицерами-резервистами, но делать нам было решительно нечего. Безделье угнетало, и узнав, что нужны люди для обслуживания противовоздушных батарей, размещенных у артиллерийско-технического завода, мы тут же вызвались добровольцами. В 4.30 дня выехали в Лейден, миновав по дороге наши батареи под Валкенбургом, которые обстреливали немецкие парашютные соединения, высадившиеся на ближнем аэродроме. Но едва приехав в Лейден, услышали по радио, что Голландия капитулировала.
Это был поистине ужасный момент. Конечно, мы понимали, что капитулировать значило избежать дальнейших бед. Наша противовоздушная оборона была выведена из строя, на мили вокруг был виден черный дым пожаров, бушевавших в Роттердаме, — мрачное предуведомление о том, что станет с другими городами, если мы будем продолжать сражение.
Опять ощутив себя никчемными и ненужными, мы двинулись назад в Гаагу. За день до того мои родители, Оттен, ван Валсем и Лаупарт на английским бомбардировщике улетели в Англию. Тут нас потрясло известие о том, что Макс Виландер-Хейн, младший, сводный брат Сильвии, погиб во время военных действий. Командуя своим подразделением, он мужественно прикрыл отступление подчиненных. После освобождения он был посмертно отмечен высокой наградой, которую вручила его матери королева Вильгельмина.
В Гааге я первым делом попробовал добиться от моего командира приказа уехать в Великобританию, но он ответил, что такого приказа отдать не может. Что делать? Не следует ли уехать без разрешения, что в тот момент было еще возможно? Я отправился посоветоваться с Сильвией. Мы сели хорошенько подумать. Я — офицер резерва, имеющий некоторый производственный и управленческий опыт. Смогу ли я в Великобритании чем-то помочь военным усилиям союзников? Или следует остаться в Голландии и разделить военную судьбу нашей филипсовской общины, чтобы люди не ощутили себя покинутыми? В Гааге вокруг нас царил хаос, а мы обсуждали эти вопросы и были готовы сделать все, чего ни потребует от нас Господь. И скоро на нас снизошла глубокая уверенность, что наш долг — остаться в Голландии. Мы сидели на краешке кровати, и Бог сказал нам: «Не смотрите на задачу, стоящую перед вами, как на тяжкое бремя. Вы избраны нести эту ответственность».