Формула власти
Шрифт:
Майор удивился: «Кому это я тут дядей прихожусь? Нет у меня в Колосовске ни племянников, ни племянниц…» Он всмотрелся в юную мордашку со вздернутым носиком.
– Вы меня не узнаете? – заулыбалась официантка. – Я же Лена Боровских. Моя мама в Институте работала, в третьей лаборатории… Помните, вы помогали мне задачки по алгебре решать? Ну, мы еще колбу разбили?
Ефим напряг память, сотрудницу института Боровских как будто вспомнил, а вот ее дочку нет.
– А! Вспомнил! – тем не менее, сказал он. –
– Сейчас сделаю, дядя Ефим! – упорхнула к стойке выросшая дочка бывшего старшего научного сотрудника Нины Ивановны Боровских.
Майор наморщил лоб, будто припоминая чьи-то слова.
– А мне вот кто-то сказал, что Сабаталину Контрибутов угрожал… И чуть ли не при тебе это было?
– Контрибутов? Вика? – изобразила удивление Галина.
– Ну, да.
– Ой, мало ли что Вика скажет! – всплеснула она руками. – Может быть, и говорил что-нибудь… И что? Кто он такой? То ли сторож, то ли вахтер! Что он может-то? Смешно даже!
«Однако, сам Борис Петрович почему-то совсем не смеялся, а даже не поленился в милицию заявление отнести…» – подумал Ефим, а вслух произнес:
– Так, думаешь, это Карабанов Бориса Петровича в больницу отправил?
– Я знать этого не могу, но вполне возможно…
– А чего ж Сабаталин с Карабановым не поделили? – спросил он.
– Ну, как чего? – ответила Галина. – Не поделили, что народ пить будет! Карабановскую водку, или Сабаталинскую «Милену»… Средство для ванн стало побеждать, вот Карабанов и обозлился…
– Да, вот тебе и тихая Колосовка! – покачал головой Мимикьянов. – Ну, надеюсь, тебя-то эта война не касается?
– Ну, меня-то нет… А все равно неприятно!
Симпатичная официантка принесла кофе. Ефим сделал первый, как всегда, самый вкусный глоток.
Галина вытянула из-под стола свои ноги в светлых чулках и разместила их так, чтобы они оказались в поле зрения собеседника. Ноги внимания, бесспорно, заслуживали.
– Ты где жить будешь? – искоса взглянула женщина на Ефима. – У Городовикова?
– Ну, да. Как всегда. У него же дом пустой стоит.
– Слушай, Ефим, а ты за то время, что я тебя не видела, не женился случайно, а?
– Нет, Галя.
– А что так?
– По одной дивчине скучаю, да меня она знать не хочет… – вздохнул майор.
– Это, кто ж такая? – заинтересовалась женщина.
– В Колосовке живет. Одну торговую фирму возглавляет…
– Это ты про меня, что ли, говоришь? – покачала головой Галина. – Можно подумать! Чего ж ты меня замуж не звал?
– Не считаю пока себя готовым к такому шагу! – с серьезным видом произнес заготовленную чепуху майор.
Ответ Галине не понравился.
– Ну, смотри! Как бы поздно не оказалось! У дивчины ведь могут и другие ухажеры
– Я подумаю! – заверил майор.
– Думай. Только не очень долго. – с появившейся льдинкой в голосе произнесла женщина.
Ефим вспомнил, как они с Галиной Стороженко стояли на виадуке три года назад.
Институт умирал.
Уже работала ликвидационная комиссия. Большая часть лабораторий была опечатана. Сотрудники слонялись по бесконечным коридорам с растерянными лицами. А в воздухе по утрам пахло близкой осенью, и на черные крыши пролетающих под виадуком вагонов август клеил яркие желтые листья.
– Не могу представить себе, что Института нет… – говорила Галина. – Умом-то понимаю, а Колосовку без Института представить не могу…
Мимикьянов тоже не мог. Он с детства, как, наверное, и любой городской мальчишка знал о его существовании.
Ефим родился и вырос в областном центре, но и там почтовый адрес: «Колосовка – 17», за которым скрывался Институт волновых явлений, без запинки произносил каждый мальчишка. А, когда он сам после возвращения из Москвы стал работать в Колосовке, Институт вообще стал казаться ему целым миром. Таким же сложным, как и Мир Большой, и таким же вечным.
В этом мире имелось многочисленное местное население – элита и демос, – доктора наук и младшие научные сотрудники. Его обитатели занимались наукой – пытались понять устройство таинственного механизма природы, они боролись за продвижение вверх по карьерной лестнице, любили и ненавидели. Дело, которым жители этого мира занимались, казалось им чрезвычайно важным.
В этом мире имелись свои традиции – например, вместе встречать наступление Нового года. Существовала собственная история, причем совсем не маленькая, полвека – это срок с любой точки зрения. Жившие в этом мире женщины волновали его атмосферу так, что по ней то и дело прокатывались настоящие шторма.
Одним словом, жизнь в этом закрытом Мире бурлила и пенилась, как созревающее пиво.
И вот этот Мир внезапно прекратил свое существование.
– Ты куда теперь, Ефим? Уедешь? – спросила Галина.
– Мне что думать?… Куда скажут… – пожал плечами Ефим. – А ты куда?
– Я в Колосовке останусь… Коммерцией по настоящему хочу заняться… Я ведь этим делом вообще-то и сейчас занимаюсь…
– Прогореть не боишься?
– Нет. Я же торговый институт кончала… И уж коммерческие дела не хуже, чем всякие некоторые знаю… Вон Маратка Карабанов, дуб дубом, а как раскрутился! Что же я, хуже?…
Она помолчала.
– А, что, Ефим, может, останешься, а? Вместе будем фирму раскручивать? – не смотря на него, произнесла Галина.