Форпост. Тетралогия

Валерьев Андрей Валерьевич

Немца аккуратно усадили, дали ему вдоволь напиться и снова сунули под нос склянку с нашатырём. Единственный глаз пленника чуть не вылез на лоб, но, судя по всему, почувствовал он себя значительно лучше. Покачивать его перестало, да и голова уже почти не тряслась.

Батюшка снова влез первым.

— Шпрехен за дойч?

Вокруг, с напряжённым интересом, стояли все двенадцать человек экипажа. Какая вонь шла изо рта попа все прекрасно знали. Пленник даже не поморщился. Он спокойно проигнорировал маячившую перед ним рожу и, пристально посмотрев

своим синим глазом на командира, так же спокойно произнёс.

— Батюшка. Вы бы зубы, что ли, почистили.

К чести попа, ни орать, ни брызгать слюной он не стал. Он с клацаньем захлопнул рот и отошёл на два шага.

'К нам едет ревизор. Немая сцена. Часть вторая'

Первым, как ни странно, очнулся 'дебил' Вася.

— Н-ну. Я же говорил, что у него рожа наша. Я этих иностранцев за километр чую.

Народ дружно сгрудился вокруг пленника и загомонил.

— А ну тихо все!

Дядя Костя отодвинул своих бойцов и, подойдя ближе, присел перед Ваней на корточки.

— Ты кто таков будешь, мил-человек?

'Они чего, ещё и старорежимную речь переняли?'

Маляренко проигнорировал вопрос, допил воду и нагло поинтересовался.

— Мужики, вы чего? Вконец о. ели?! На нормальных людей кидаетесь?

У дяди Кости от удивления отвалилась челюсть.

— Да ты…

— Да — я! Чего 'да ты'? Мы с этими туземцами уже полгода торгуем. Они нам масло, мы им — железо. Чего 'да ты', я тебя спрашиваю?! Вы какого хрена наших рабочих побили? ЭТО НАША КОРОВА И МЫ ЕЁ ДОИМ! А в меня зачем стреляли? Вы у меня хоть ножик видели, хоть палку какую? Бараны, блять!

На пляже воцарилась гробовая тишина. Никто и представить себе не мог, что эта бессловесная немецкая скотинка вдруг в ответ выдаст полсотни матерных слов в течение тридцати секунд.

— Урррроды! Трам-тарарам-там-там!

'Ох и несёт же вас, Иван Андреевич!'

— Да я…

'Да и пох!'

Было весело. Очень страшно. Но весело. Жизнь была в прошлом. Осталось лишь достойно и весело умереть.

'А сейчас меня будут убивать'

Дядя Костя закусил губу и медленно поднялся на ноги, поп цыкнул, а 'дебил' подошёл и с оттягом, от всей души, засандалил тяжеленным сапогом прямо в лицо Ивана.

Занавес.

Глава 4

Уроки дяди Паши и занавес #2

'Не. Это глюки какие-то. Откуда тут Виктор Цой? Ха! А я то — живой!'

Лицо болело сильнее, чем бок и рука вместе взятые. В ушах шумело, а нос так и вовсе — не дышал.

— … но если есть в кармане пачка-а-а… сигарет…

'Тянут. Песня быстрее поётся'

Маляренко открыл глаз. Лодка. Море. И гребцы.

— … и билет… на самолёт… и-ии-и рраз, и два!

'Забавно они себе ритм задают'

Мысли текли лениво и неспешно. Ваня слегка повернул голову и огляделся.

'Ага. Палуба. Я лежу. Ого!'

Ни ботинок, ни камуфляжа на нём уже не было. Вместо трусов на нём были чужие рваные

штаны. Безразмерные и не очень чистые.

— Командир! Он очнулся!

Ближайший гребец с интересом посмотрел на пассажира, а потом неожиданно приятельски подмигнул.

Дядя Костя с допросами и новыми побоями торопиться не стал. Он кликнул ребят и четверо накачанных пареньков аккуратно перенесли страдальца в трюм, уложив Ваню на весьма приличный топчан. Места в этом трюме было куда как больше чем на 'Беде'. Маляренко ковырнул пальцем пустое гнездо для крепления Стерлинга и хмыкнул. Стало ясно почему эти ухари не погнались за 'Бедой', шедшей на прорыв из бухты.

— А движок где?

На точно таком же топчане, стоявшем у другого борта, сидел батюшка. Он отложил перо, размял пальцы, посмотрел на Константина и предложил тому присесть рядом. Вопрос Ивана они оба проигнорировали.

— Лёня… приведи… пусть…

Видимо некий Лёня понимал всё с полуслова, потому что в темноте трюма что-то скрипнуло и перед Иваном появилась женщина. С тазиком воды и кучей чистых тряпочек. Вид у неё был… дикий и сумасшедший. Конвоир отвесил женщине подзатыльник и показал на Ваню, мол, давай — работай.

'Ай! Ой! Уй-уй-уй! Нос, наверное, сломали. Сволочи'

'Ай-яй-яй! А с глазом что? Ай! Аккуратней!'

'Ухххх… Ойййй… Бляяяяя'

Растрёпанная женщина с потухшими глазами закончила отмывать и перевязывать Маляренко и исчезла в темноте вместе со своим конвоиром. В ярко освещённом кубрике, под открытым люком остались только дядя Костя, батюшка и сам Иван.

Начал снова поп.

— Перекрестись!

— А?

Маляренко, признаться, растерялся.

— Креста на тебе нет!

Глаза у попа не горели фанатизмом, но вид у него был весьма решительный.

— Крещён? Почему крест не носишь? Перекрестись!

Ваня завис.

— Нихт ферштейн.

— Не шути так. Не надо. — Константин Сергеевич был очень серьёзен. — Это не повод для шуток. Рассказывай. Всё рассказывай. О себе. Кто ты и что ты.

Ваня с трудом привёл себя в вертикальное положение, сел на топчане и покрепче упёршись ногами в пол, кивнул.

— Хорошо. Не буду. Иван.

Маляренко протянул свою левую руку. Глаза капитана одобрительно блеснули, и он, в ответ, протянул свою руку. Пленник ему понравился — этот мужчина НЕ БОЯЛСЯ. Он вёл себя абсолютно естественно.

— Константин.

Поп злобно зыркнул на капитана, но тоже протянул свою руку.

— Отцом Илиёй меня называй. Сын мой.

'Ого! Как излагает то! А ладонь то…'

Ладонь святого отца была жёсткой и невероятно сильной. С рыхлым и бледным лицом эта рука никак не вязалась.

— Так вот… э… отец Илия. Не крещён я. И в Бога не верую. Атеист. Это ответ на ваш вопрос. Теперь Вы, Константин Сергеевич…

— Подслушал?

— Подслушал, конечно. Так вот, Константин Сергеевич, вы, видимо, как-то обознались. Я не этот… разрушитель. И не Сатана, если уж на то пошло, я…