Форпост. Тетралогия
Шрифт:
— Он папку убил! Он!
Малец кричал из последних сил. Его маленькое тельце тряслось как в припадке.
— Он убил!
— Ермолаев, заткни его. Ахмед, ты живой. Как я рад, братка. Как я рад.
— Ы-ы.
Глава 7
В которой Иван поясняет окружающим свою жизненную позицию
— Шеф. Так нельзя.
Игорёхе было очень страшно. Перечить Боссу, отцу родному, это, знаете ли… Вокруг стоял весь экипаж 'Мечты'. Все, поголовно с угрюмыми лицами, даже канадец и бельгиец. Не говоря уже об вконец обрусевшем немце. Только Виталик, забив болт
— Кому нельзя?
Питон Каа включился на полную катушку.
— Мне нельзяа?
Тощий полуголый человек стоял один против толпы жаждущей крови и откровенно ей (толпе) хамил.
— Ермолаеффф. Йаааа. Тебяаааа… тыыыы… сейчас… возьмёшь… автомат… и…
Толпа подалась назад, потому что этот молодой парень передёрнул затвор, взял наизготовку оружие и повернул его на 'своих'.
Народ отпрянул.
— Игорёха, ты чего? За этих тварей черно…опых подписался?!
— Это МОЙ ЧЕЛОВЕК!
Голос хозяина гремел на весь берег. Одной рукой Иван выволок Ахмеда вперёд, а второй выудил из ножен мачете.
— Ну?! Кто?!
Яростный взгляд ТОГО САМОГО Ивана выдержать было тяжело. Мужики отводили глаза и ныряли за спины других. Маляренко презрительно сплюнул.
'Овцы'
— Ты, Иван, в общем, прав. На Настю, Мишку и Кольцова не ориентируйся. Им просто, знаешь ли, не повезло. Был среди аборигенов такой Мустафа-бей. Скотина полнейшая. Его потом свои же и зарезали. За беспредел. Вот тот — да. И баб наших… И с людьми как со скотиной. А в целом то, люди они неплохие были.
Маляренко сильно удивился.
'И это говорит тот, кто возглавил войну!'
Полковник прочитал в глазах Ивана немой вопрос и кивнул.
— Ну да, Иван Андреевич. Тут ведь главное — не упустить. Возглавить вовремя. Кольцов — вот кто отморозок наипервейший был. С него то вся кровь и пошла.
Алексеев помолчал.
— Потекла. Он начал… мы их резали, они — нас. Так всё и закрутилось.
Последних оставшихся в живых турок удалось отстоять, хоть это и стоило кучи нервов и ледникового периода в отношениях среди экипажа. Четырех мужчин и четырех женщин поселили в том самом лодочном сарае в порту под присмотром и охраной часовых с 'Мечты', а девятого выжившего, Ахмеда, Иван всюду таскал с собой, усиленно его откармливая. Турки, поняв, что никто их убивать не собирается, сидели в своём сарае тихо-тихо и не бузили.
— Батя, — Ермолаев набрался духу и начал назревший разговор, — батя, а как же 'наших бьют'? Как же 'свои-чужие'? Помнишь, ты мне про 'свой муравейник' рассказывал. Я к тебе, батя, не как к командиру, как к отцу обращаюсь. Я понять тебя хочу.
Кают-компания замерла. Мужчины затаили дыхание и ждали, что ответит Иван.
Ситуация складывалась очень серьёзная — новоградцы решение капитана чужаков не выдавать пленных восприняли в штыки и даже Алексеев вот так, сходу, не мог повлиять на своих земляков. Приходилось сидеть на корабле и дальше порта носа не совать — на дороге, ведущей в город, стояла угрюмая и вооружённая до зубов застава. С пушкой. Маленькой, но, всё-таки, пушкой.
Маляренко неторопясь доел свой ужин, вытер губы платком и, откинувшись
— Игорь, я ОЧЕНЬ ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕК. Примитивный, можно сказать. Когда меня бьют — даю сдачи. Когда мне помогают — помогаю в ответ. Всё просто. Эти, там, в пещерах, мне — не 'свои'.
Капитан поднял трёхпалую ладонь.
— Я ведь пришёл сюда не порядок с помощью Алексеева наводить. Мне на этих жлобов вообще наплевать. Русские они или нет, это неважно. Я сюда за скальпами пришёл. Вот он, — Ваня показал на сидящего в углу турка, — меня от смерти спас. Ему никто не приказывал это делать, а он меня спас, хоть я для него — неверный.
Мужики переглянулись. Босс о своём заточении ещё никому ничего не рассказывал.
— Он для меня у охранников еду воровал. Его каждый день били. А он снова шёл и воровал. Его опять били, а он меня подкармливал. И кто после этого для меня 'свой'? Русак Вася или турок Ахмед?
Игорь с уважением посмотрел на забившегося в угол турка. Тот, поняв, что речь идёт о нём, несмело улыбнулся.
— А остальные рабы? Там же у них ещё полсотни турков на цепи сидят?
— А что остальные? — Маляренко пожал плечами. — Рабы — они есть рабы. Мне до них дела нет. А эти… в сарае, ЛЮДИ. Они за свою свободу ни себя, ни других не жалели. Уважаю.
Иван поёрзал побитой спиной по деревянной спинке стула.
'Больно, блин'
— Виталик! Ты, помнится, говорил, что Вил там, на севере, схрон сделал? С креслами? Надо забрать, а то… как-то… не тогой.
Зек и канадец синхронно кивнули, а потом произошло нечто, заставившее всех присутствующих впасть в прострацию.
Виталик задумчиво почесал громадный крест, наколотый на рёбрах, и изрёк.
— Знаете, господа, а я с Иваном Андреевичем, совершенно согласен и такая позиция мне импонирует. Это правильно, я думаю. И вообще, теперь у Босса персональный абрек завёлся, так что — бойтесь!
Зек изобразил улыбку, приглашая остальных присоединиться к его немудрёной шутке про персонального абрека, но его никто не поддержал. Народ сидел с отвисшими челюстями и тихо пускал слюну.
— Ну дак, чего… этого… я ж, — Виталик смутился, — тоже… по вечерам. В школу… С людьми… общаюсь.
Кают-компания грохнула. Серьёзный разговор, державший всех в напряжении, закончился, надо было жить дальше. Со всех сторон посыпались шутки, анекдоты и подначки.
— Шеф, этих, из сарая, куда денем? Вместо негров отправим кораблик пилить?
Ваня только рукой махнул.
— Разберёмсси.
Оставалось ещё решить вопрос с Василием Алибабаевичем и парой-тройкой особо отличившихся в избиениях Ивана охранников. Но этот вопрос пришлось отложить на несколько дней, пока в городе улягутся страсти по убитому грузчику и пока полковник вновь подгребёт под себя власть.
От Вани не укрылись косые взгляды местных начальничков, которыми они встретили Алексеева. В них открыто читались досада и злость — делиться властью в их планы не входило. Впрочем, огромное большинство обычных людей встретило 'воскрешение' городского головы с неподдельной радостью. Михаила же встретили опасливо, помня его прошлое, но тоже вполне радушно. Громила сделал вид, что незнаком ни с Иваном, ни с Алексеевым, кому-то дружески кивнул и, нырнув в толпу, исчез среди людей.