Форпост
Шрифт:
Несколько раз с волнением перечитал Сергей письмо. И будто в родной хате побывал. Каскад новостей, впечатлений, мыслей как с другой планеты обрушился на него. Оказывается, нет уже Советского Союза, супердержавы, которой побаивался весь мир. Ему, родившемуся и выросшему в СССР, в это трудно поверить. У Белоруссии уже свой президент, значит, есть собственное правительство, армия, деньги. Фантастика какая-то! А может, оно и к лучшему, что все так сложилось? Раз нет СССР, то не действуют и старые советские законы, по которым его, рядового Сверковича, могли раньше судить? От этого внезапного предположения у Сергея во рту пересохло, и он глазами стал искать кружку с водой. Утолив жажду, засел за письмо
«Здравствуйте, мои родные мама, папа, Света, а также маленькая племянница! За меня не волнуйтесь: как никогда, мне сейчас здесь хорошо. Я уже почти выучил афганский язык, местные традиции. Тут жить можно, хотя обстановка не всегда спокойная и многие люди бедствуют. Я торгую на базаре, имею свою лавку, так что кое-как перебиваюсь. Очень соскучился по вам! Только проведя годы вдали от дома, понял то, над чем мог раньше посмеяться. Как все-таки много значит для человека Родина! Край, в котором родился и вырос, встретил друзей. В последнее время мне часто снится наша хата, вы с папой за столом, роскошный яблоневый сад, озеро в утренней дымке тумана и оттого еще более загадочное и красивое. Я обязательно приеду, но позже. Сразу насовсем или в гости, пока не знаю. Дело в том, что я не один. У меня есть любимая жена-афганка: ее зовут Бибихаво, что по-русски означает Ева, и сын, точнее их скоро, наверное, два будет. Так что не только Светиных, а и моих внуков подержите на коленях. Вам они, как и жена, очень понравятся. Не уверен только, подойдет ли им наш белорусский климат?
Мама, узнай у батюшки, как быть мне, если в Беларуси останусь. Грешен я, ислам принял. Не по своей воле, но уже примирился с этой религией. В церковь мне, наверное, теперь дорога закрыта: только в мечеть.
Целую вас всех. До встречи в Боровой».
…Сергей почувствовал, что письмо облегчило душу, будто на исповеди побывал. Ему захотелось набрать полные легкие свежего воздуха и дышать им, не переставая. Он вышел во двор, где были жена и сын. Главное его богатство.
Тихо, никому не мешая, садилось за вершину уже нежаркое солнце. А величавые горы, не такие чужие, как раньше, но и не ставшие родными, никуда не спешили: как и сто, тысячу лет назад они, вечные спутники жизни, с орлиной высоты гордо и терпеливо наблюдали за людьми, их скромными жилищами, за всем, что происходило вокруг в долине. Вот кто настоящий хозяин здесь!
На миг почудилось, что седой Гиндукуш слегка зашевелился и поманил к себе бывшего пленника. Да только тот не сделал и шагу.
Стоя на пороге дома, Сергей с удовольствием наслаждался вечерней прохладой наступившей осени. Он очень хотел запомнить ее такой, безмятежно-тихой, на удивление спокойной, свою последнюю афганскую осень…
РАССКАЗЫ И ОЧЕРКИ
Трагедия в Панджшере
Страшное известие пришло в Баграм вечером 30 апреля 1984 года. В Панджшерском ущелье погиб почти весь батальон 682-го мотострелкового полка. Таких крупных потерь в течение суток 40-я армия до этого не несла. Поэтому, как гром среди ясного неба, прозвучали цифры: около сотни убитых, несколько десятков раненых. И первая мысль, терзавшая многих, не давала покоя: как эта трагедия произошла?
Позже прояснятся основные причины и детали случившегося, будет проведено всестороннее служебное расследование, возбуждено уголовное дело. Правда, насколько я знаю, под суд никого не отдали. Молодого, неопытного комбата, капитана Александра Королева, только прибывшего в марте вместе с полком из Термеза, от тюремного срока спасла душманская пуля.
Отправят в отдаленные
Вопиющие в условиях войны факты, приведшие батальон к разгрому, станут достоянием гласности. Чудом оставшиеся в живых расскажут, как двое суток неспешно выдвигались они в указанный район. Шли в основном по долине и нижним склонам. Занимать господствующие над местностью высоты не стали: экономили время и силы. И это была главная ошибка! Убаюкала, усыпила остатки бдительности удивительная тишина: за все время не прозвучало ни одного выстрела. Видимо, почувствовав себя хозяевами в горах, все-таки выдвигался хорошо вооруженный, целый батальон, его командование не позаботилось о строгом соблюдении режима радиообмена и маскировки, вечером развели даже костры.
Потом наступила кровавая развязка. «Духи», в составе которых, это удалось точно установить, были иностранные наемники и инструкторы из США и Пакистана, «вели» наш батальон и в узкой горловине ущелья, обрамленного скалами и обрывом, устроили засаду-ловушку. Да такую, что без посторонней помощи выбраться из нее вряд ли было возможно. Целый день длился неравный бой, к вечеру уже больше напоминавший методичную пристрелку местности и камней-валунов, за которыми укрылись немногие оставшиеся в живых советские офицеры и солдаты. Они понимали, что ночь-спасительница лишь отодвинула окончательную развязку к утру. Оставшись без связи (радиостанция была повреждена «духами»), они уже почти ни на что не надеялись. Только в середине следующего дня подоспела помощь. Но, увы, пришла слишком поздно.
Вот как рассказывали об этом знакомые офицеры-разведчики:
— Когда мы с боем пробились к своим, то от увиденного испытали настоящий шок. На небольшом пятачке в лужах крови валялись десятки трупов наших воинов, некоторые из них были обезглавлены, с оторванными конечностями. У одного солдата, скорее всего, минометчика, оказались простреляны обе ноги. Он чудом спасся, как щитом, прикрывшись минометной стальной плитой. «Духи» посчитали, видимо, его убитым. Истекавшего кровью старшего лейтенанта нашли внизу, в речке, в полубессознательном состоянии. Он, видимо, упал с обрыва, благодаря чему и остался жив. Долго однополчане не могли опознать некоторых погибших товарищей: до того их тела оказались обезображены.
Из воспоминаний рядового запаса Николая Князева, живущего ныне в Санкт-Петербурге:
— На нас вышли две БМП нашего батальона. На броне грудой были свалены трупы ребят — разодранные, в засохшей крови ошметки. Из этой кучи-малы в разные стороны торчали руки и ноги, тянулись кишки. Тут же были навалены разбитые рации, АГСы. За броней плелись солдат 10–15, не больше. На их серых лицах поселился страх. Ребята отнюдь не радовались, что выжили, они были какие-то угрюмые, подавленные.
Вечером 1 мая мы снова вернулись к месту вчерашнего боя, чтобы забрать последние тела. Отчетливо запомнил ужасную картину — пятеро или шестеро ребят лежали вповалку в естественном укрытии на террасках. Наверное, попали под прицельную очередь из «ДШК» или поймали «духовскую» гранату. Так и лежали там, где настигла их смерть, все вместе. Мы переправляли трупы как во сне, механически. Вид уже начавших разлагаться тел был ужасен. Вдруг немного в стороне услышали слабые стоны. Осторожно пошли на звук и наткнулись на Сашу (забыл его фамилию), солдата. У него была отстрелена голень, висела на одних мышцах. Вынесли его. Парень чудом остался жив. От кровопотери у него мутилось сознание.