Форпост

Молчанов Андрей Алексеевич

Подруга, вдумчиво наблюдавшая за процедурой общения сторон, широко и искренне лучилась всеми морщинами своего подкопченного от костров лица, выказывая явную симпатию оторопевшему статному старшине, задумчиво почесывавшему нос дулом пистолета. Женщине было явно за шестьдесят и ей не мешало бы навестить стоматолога.

– Во, чего удумали… - сказал старшина, сдвинув на затылок фуражку. – А ведь живут в коммунистической стране… Хотя… - Он повернул к Кирьяну мужественное неумное лицо. – С китайской женщиной было бы интересно, как думаешь?

–

Сифилис – одно из популярных заболеваний в сельской местности Китая, - поспешил уберечь от греха Кирьян старшего по званию.

– Это, конечно, серьезно останавливает…

Решительно передернутые затворы оружия пресекли договорный процесс, и нарушители, ведомые суровым конвоем и радостной Джулией, тронулись в тайгу. Тут Кирьян заметил некоторую неуверенность в поступи старшины, то и дело крутившему по сторонам головой.

– Чего, сбились? – спросил настороженно.

– Собака сильная, ходкая, напетляла, а мы за ней… - донесся неуверенный ответ. – И солнца сегодня нет, того и гляди - дождь…

– Я дорогу не запоминал…

– Вот и зря, так пограничник не поступает!

– Там просвет какой-то…

– Точно, туда нам…

Они вышли на какую-то неведомую пустошь, волшебно распахнувшуюся перед ними своим безлесым простором, и, словно попавшие в иной мир, увидели вдалеке трактора и множество людей в одинаковой одежде, с лопатами, усердно копавших землю под будущее, видимо, поле.

Переглянулись. Догадка пришла одновременно и страшно: это был Китай! Они - за границей!

Не обменявшись ни единым словом, забыв про своих подопечных, под веселый лай одуревшей от вольного воздуха овчарки, они рванули обратно в тайгу, и лишь в ее тенетах, упав обессиленно в ложбине, начали приходить в себя, с ужасом представляя свое задержание китайскими властями. Теперь им на полном основании могли вменить незаконное пересечение границы с оружием и похищение иностранных граждан с собственной территории под угрозой этого оружия.

– Вот и опохмелился!
– стонал старшина, насквозь мокрый от пота. – Ни в одном глазу сейчас… Но сотку принять, как ни крути, следует… Как влипли-то, а?!. Хотя… - Махнул рукой обреченно.
– Все равно мне копец.

– Это еще почему? – удивился Кирьян.

Старшина задумчиво погладил прилегшую возле него овчарку. Снял прилипшую к щеке сосновую иголку.

– С километра два мы сейчас отмахали? – спросил трагическим голосом.

– Н-ну…

– Впопыхах утрачен планшет, - продолжил он казенно. – С секретной книгой пограничной службы. И с китайским талмудом, кстати. А каким маршрутом мы заплутали в эту глушь, где и волки срать боятся, неисповедимо. Я всегда знал: армия меня до добра не доведет. Лучше бы уж Кузнецкий бассейн…

– Он-то причем, бассейн?

– Поясню! – Тот снова открыл бутылку, совершив из нее затяжной глоток. – Первому в этой жизни… Поскольку верю, что такие, как ты, не

сдают… Я в тебе это сразу просек. Но даже, если и сдашь, что уж теперь… Одно лихо к другому… Я ж тут под чужим именем служу, вот оно как, друг мой ненаглядный.

– О! – сказал Кирьян.

– А дело так было, - поведал старшина с исповедальной нотой в голосе. – Брат у меня, младший. И жили мы, значит, в поселке, в том самом Кузнецком бассейне. Шахты, зеки, мрак. Подоспело мне в армию. Пошел. И угодил, правильно понимаешь, в пограничные войска. Только куда? В Москву, милый мой, в самую что ни есть столицу! И знаешь, где кантовался? В международном аэропорту! Вот, служба была! Праздник! Лепи штампухи в паспорта, сиди в кабинке в парадной форме с умным строгим лицом, и жди, чего обломится. Жвачка там, брелок, сигареты… Правда, все заныкать грамотно надо, иначе – труба! Перед дембелем на журнале с голыми тетками погорел – один француз пьяный в форточку мне сунул. Домой приехал с «губы». А приехал – куда дорога? Или в милицию, или на шахту. А тут брательника моего тоже в армию намылили. А брательник – толковый, в математике горазд, в Москве один раз в институт поступал, да всего балла не добрал. Следующие экзамены летом, а у него повестка – не отвертишься. Мать в слезах, да и отец мне говорит: ты, говорит, все равно в академики не выйдешь, так дай туда брату дорогу… Сравнил я наши фотоизображения на документах – один в один! Ну, думаю, пойду по второй ходке. И – пошел.

– Вот те на! – сказал Кирьян.

– «Вот те на» началось тогда, когда я вместо аэропорта заграничного, чем вся служба представлялась, в тайгу угодил, - сказал старшина. – И, знаешь, даже обидно не было, когда меня, как салагу, «старики» жизни учили, ведь службы-то истинной я и не знал… Вот, - кивнул на собаку, - чем она от своих собратьев, что ночью у всяких интеллигентов по диванам спят, отличается? Понял теперь? Объяснений не надо?

– И потом что?

– Потом… Оттрубил я на нашей заставе, с девушкой из поселка сошелся… Ну, и прикинул: там сопьюсь, тут служба не даст… Там – пыль угольная, здесь воздух родниковый, здоровье…

– А брат?

– Брат - молодец! Поступил в институт, окончил его, в каком-то «ящике» секретном работает, в гости бы съездить надо…

Джулия зарычала.

С шорохом разошлись ветви нависших над ложбиной кустов.

Перед пограничниками стоял китаец. Недавний задержанный. В руке китаец держал планшет. Китаец улыбался.

Кирьян и старшина синхронно перекрестились.

– На, давай, бери, - сказал китаец, протягивая планшет старшине, схватившему его, как голодный пес шмат мяса. В планшете обнаружилась и важная пограничная книга, и конфискованный у их спасителя политический талмуд.

Совершив очередной длинный глоток из бутыли, старшина царственным мановением длани протянул талмуд обратно китайцу. Тот, улыбаясь, отстранил его руку, а затем извлек из-за пазухи точно такой же, с поклоном передав его Кирьяну.