Форс-ажурные обстоятельства
Шрифт:
С окончанием разговора прекратилась и Наташкина безумная пляска.
– По тебе смирительная рубашка плачет, – обреченно заявила она. – Я не вижу другого выхода, как позвонить Ефимову. Пусть привезет ее прямо в кафе вместе с оперативниками.
– У тебя на каблуке набойка болтается.
Наташка мигом уселась, стянула с себя туфли и, расстроенно бормоча, принялась их инспектировать.
– Чё болтаешь?
– Значит, показалось, – спокойно пояснила я. – Вот как тебе сейчас приступ моего сумасшествия. Если пару минут помолчишь, объясню, насколько глубоко ты заблуждаешься.
– Я уже давно
– Помолчи!
– Сказала же, что молчу!
Две минуты прошли в полном обоюдном молчании, я ждала, что Наташка нарушит мое условие, а она ждала момента их истечения. В результате заговорили вместе, перебивая друг друга. Пришлось напомнить, что до четырех часов остается не так много времени. Следовательно, для вразумительных объяснений – тоже.
– На билет много охотников! – мне удалось взять лидерство в перепалке. – И каждая сторона будет крайне недовольна, если он окажется у противника. Наша задача сбить всю эту разрозненную команду в одну стаю и швырнуть ей в середину этот билет. Пусть передерутся, но исключительно в междусобойчике. Тогда нас с тобой точно оставят в покое. И волки целы, и овцы сыты.
Правду, навеянную мне интуицией, поведать Наташке я просто не могла. Ее бы кондрашка хватила.
– Ты думаешь собрать всю необилеченную свору в «Топотушках»? – недоверчиво спросила Наташка и сама себе ответила: – Ну, в принипе довольно присутственное место. Куча народа, знакомые повара, официантки, фирменные блюда.
– Главное, что всем участникам встречи не выгодно выносить сор из собственной избы. Постараются обойтись без лишнего шума и пыли.
– Неужели всю сегодняшнюю ночь я смогу спать спокойно?
– Ну-у-у, – покраснев, выдавила я достаточно неопределенно, но Наташка эту неопределенность не заметила, предпочла верить в лучшее. Мечтательно запрокинула улыбающееся лицо к солнцу, зажмурилась и гостеприимно раскинула в стороны руки, стремясь объять необъятное. Помешал гуляющий мимо вместе с миниатюрной собачкой болезненно-полный пенсионер, в живот которого уперлась Наташкина левая рука. Благодушное выражение мигом сошло с физиономии подруги, тем не менее она благосклонно выслушала претензии в свой адрес и отделалась одним-единственным замечанием: «Дедуля, у вашей собаки набойка на лапе отлетела!» Затем взглянула на свои часы и вскочила, заметив, что рассиживаться нам некогда. Пенсионер, с трудом подхватив собачку, которую из-за необъятного живота никак не мог разглядеть под ногами, плюхнулся на освобожденную нами лавочку.
Время как-то незаметно вышло из-под контроля. Дважды проехав туда и обратно свою остановку – за разговорами часов не замечаешь, – мы появились в «Топотушках» без четверти четыре. Арсения я заприметила еще снаружи. Он стойко маскировался под рядового пассажира на автобусной остановке, отслеживая момент нашего прибытия. Не надеялся, что явимся без «хвоста». Наивный человек! Да какой уважающий себя «хвост» будет болтаться на виду?!
Наш, можно сказать, именной столик слева от «шведской» телеги был занят. Садиться по правую от нее руку не хотелось. В свое время моя дочь проехалась всем телом по емкостям с салатами, красиво
Тепло поприветствовав знакомых официанток, мы выразили желание подождать и успешно протрепались за пустым столиком все свободное до встречи время. Дозвонившийся до меня сын носом учуял неформальную обстановку. Поэтому его отчет о проделанной работе носил несколько сумбурный характер и граничил с шантажом. Пришлось пообещать рог изобилия. В ближайшие выходные.
Арсений появился с небольшим опозданием и поразил нас с Наташкой своим измученным видом. Тем не менее он достаточно искренне улыбнулся и первым поздоровался.
– Здравствуйте… Родион Тимофеевич, – я немного помедлила с приветствием и поздоровалась уже после Наташки. Господин Горшков только слегка вздрогнул. Гораздо сильнее вздрогнула Наташка. – А где другие участники драмы? Или комедии. Не знаю даже, как и сказать. В нашем распоряжении один час.
– Сейчас будут, – покорно кивнул головой Родион Тимофеевич и полез за мобильником.
– Что закажете? – раздался веселый голос официантки Танечки. – Ориентир на хороший повод или…
– «Или»… А вообще, еще точно не знаем, – доверчиво доложила Наташка. – Давай для начала вариант «пятьдесят на пятьдесят».
Танюша добродушно улыбнулась и исчезла. Мы с Наташкой уставились на Родиона Тимофеевича. Похоже, подруга взяла себя в руки и избрала правильную тактику поведения – ничему не удивляться. Голос у «Арсения» полностью соответствовал его виду – такой же тусклый, безжизненный.
– Мне очень нужен этот билет, девоньки. – Он поочередно посмотрел на каждую из нас, хотел еще что-то добавить, но только тяжело вздохнул.
– Мы понимаем, нелегко расставаться с такими деньгами, Родион Тимофеевич. – Я говорила также тихо, как и он. – Это означает банкротство со всеми вытекающими отсюда страшными последствиями. Включая преследования кредиторов. Ваша жизнь…
– Она уже ничего не стоит. – Горшков слабо отмахнулся. – Речь идет о жизнях других людей.
– Майка?
– И ее тоже. Если я не внесу деньги, Майя погибнет. Есть еще один человек, – Родион Тимофеевич помедлил с продолжением, с трудом проглотив комок в горле, – ее, так сказать, муж. Оставшаяся сумма пойдет в качестве выкупа за его жизнь.
– Первый или второй? – быстро спросила Наташка. Горшков сделал вид, что не расслышал вопроса.
– Кочнев действительно ваш сын? – засомневалась я.
Горшкову уже было неудобно притворяться глухим, но он не ответил. Просто взглянул на меня вопросительно.
– Мы знаем о вашем завещании. Неважно откуда.
– Понимаете, все очень сложно, да и зачем вам это надо? Тем более что завещание никакого значения не имеет. И квартиру, и дачу мне придется продать. Это единственный источник, за счет остатков которого моя жена сможет сносно существовать.
– А вы?
– Скорее всего, мне в этой жизни существовать не придется…
Эту фразу можно было расценить как шутку, но уж очень неприятную. Меня так и перекосило. С перекошенными губами я процедила: