Форварды
Шрифт:
АНАТОЛИЙ ИЛЬИН
Форвард, сколько бы он ни забил за свою жизнь, хранит в памяти избранные голы. У Ильина таких голов целая коллекция, в музее для них понадобился бы отдельный стенд.
1955 год. Впервые к нам приехала команда – чемпион мира, сборная ФРГ. Наша сборная ее побеждает 3:2, третий, решающий, гол забил левый крайний Ильин.
1956 год. Финал I Спартакиады народов СССР Москва – Грузия 2:1. Гол Ильина делает москвичей чемпионами.
1956 год. Мельбурн, финал турнира Олимпиады СССР – Югославия. Удар Ильина – 1:0. С этой минуты и навсегда одиннадцать наших футболистов – олимпийские чемпионы.
1958 год. Дебют советской сборной на чемпионате мира в Швеции. После группового турнира дополнительный
1958 год. Драматическая развязка чемпионата страны. После его окончания переигрывается матч «Спартак» – «Динамо» (Киев). Если спартаковцы проигрывают, чемпионом становится московское «Динамо». За четверть часа до конца счет 1:2. Удар Ильина выравнивает положение, выглядевшее безнадежным, а вскоре Сальников забивает победный гол. В том сезоне «Спартак», выиграв и Кубок, сделал третий в своей истории «дубль».
Больше чем уверен, если переворошить «простые» матчи «Спартака» в чемпионате и розыгрыше Кубка, отыщется еще немало голов Ильина, обеспечивших выигрыш. Моя уверенность основывается на общем представлении об этом форварде. Его удачи не имели ни малейшего оттенка везения, в нем всегда звенело желание забить, он был как натянутая струна. Некоторые футболисты, обычно играющие вроде бы неплохо, в матчах повышенного значения уходят в тень, их на поле и не сыщешь. Другие сникают в международных встречах, у третьих не клеится в сборной, хотя в своих клубах они центральные фигуры. Ильин из тех, кого ничто не смущало. Ему требовалось получить мяч, увидеть перед собой ворота, и он знал, что делать дальше, пусть даже на поле команда марсиан. Невозмутимость, хладнокровие и прямо-таки магнитное притяжение к воротам противника были определяющими его чертами. Мне не помнится, чтобы Ильин отвлекался по пустякам, хватался за голову, бегал ябедничать судьям: атака сорвана, надо поскорее затевать следующую, только и всего.
Само собой разумеется, Ильин знал свою игру левого крайнего. И скорость умел варьировать, и финты у него были легкие, на ходу, и по воротам бил без колебаний с привычных точек. В «Спартаке», да часто и в сборной, на левой стороне он входил в треугольник, который вместе с ним составляли Игорь Нетто и Сергей Сальников. Эти мастера комбинационной вязи умели находить дело для Ильина, он не томился без мяча, не простаивал в ожидании. Ему такое соседство было как нельзя кстати, оно одаривало его возможностью заниматься тем, к чему лежала душа – проскальзывать к воротам.
В одном интервью Ильин выразился так: «Форварды не должны быть очевидны». Мысль интересная сама по себе. Она тем более обращает на себя внимание, что ее высказал нападающий эпохи «дубль-ве», когда властвовало строгое разделение труда. Скорее всего Ильин имел в виду, что его собственная игра на позиции левого крайнего в самом деле не была очевидной. Испытывая потребность забивать, послушный этому внутреннему велению, он то и дело уклонялся от испытанных тактических образцов, нарушал их, выбирая свои решения и пути. Скажем, вместо рекомендованного всеми наставлениями ухода от крайнего защитника и передачи мяча вдоль ворот – рывок к воротам наискосок, который заставал врасплох. Не исключаю, что в то время такие зигзаги поведения могли в иных случаях, если мяч прокатывался мимо или его ловил вратарь, вызывать недовольство партнеров и тренера. Возможно, иногда Ильин, ненасытный до остроты, слишком много брал на себя, переиначивал принятый рисунок. Но он – в Клубе, да и заветная коллекция подтверждает его право на внеочередной, лишний завершающий удар. По сути дела, Ильин был скрытым, затаенным еще одним центральным нападающим.
Футбольная игра, как бы она ни была продумана и обоснована, обязана включать в себя экспромты, отклонения от тактических правил – они не просто украшают и расцвечивают ее, но и дают ей прямые выгоды, которые никто заранее не в силах вычислить и предугадать.
Ильин не выглядел на поле трюкачом и обманщиком, он был
ЗАУР КАЛОЕВ
Во внешности Заура Калоева была приспособленность к взлету, как будто он был проверен и испытан в аэродинамической трубе. Рослый, плечистый, тонкий, с залысинами, он напоминал нос самолета, по бокам которого снизу располагались четыре мотора – инсайды и края. Благодаря ему нападение тбилисского «Динамо» могло, играя, набирать высоту. Линии атак, отрываясь от взлетной полосы газона, уходили вверх, на Калоева, он прыгал и настигал мяч на недоступных траекториях. Его и на шаржах рисовали с крылышками, и в любой характеристике, самой немногословной, присутствовала фраза «хорошо играл головой». Калоев бережно относился к своему дарованию. Мне приходилось видеть его на тренировке: других и след простыл, а он все разбегался и прыгал на мяч, который ему посылали с углов поля. Наверное, никто не считал и не знает, сколько он забил головой, но в памяти он остался человеком в высоком, свободном полете.
Калоев и на плоскости поля проявлял себя не хуже других – техничный, толковый. Предполагаю, что все же ударом ноги он чаще посылал мяч в ворота, чем ударом головой. Но, что поделаешь, мы любим те приемы, что удаются реже, и, приметив за кем-то склонность к необычным проявлениям, ждем их, храним в памяти и даже излишествуем в своих отзывах. Вдруг о защитнике пойдет слава, что он забивает не реже форвардов! И все этому охотно верят – интересно же! Потом, узнав из какой-то таблички, что забил он, оказывается, всего-навсего пяток мячей, удивятся, что так мало, но слава все равно выживет: впечатление дорого. И хорошо, что так. Все редкое имеет собственную шкалу оценок, мы его храним в отдельном призовом шкафу. Это – жизнь игры, ее приключения и странности.
Вспоминая о Калоеве, тут же видишь Михаила Месхи, левого крайнего. Их дружеские пикировки, которым я бывал свидетелем, вылились в ходячий анекдот.
– Кем бы ты был, если бы я не посылал мяч тебе в голову и он не отскакивал в ворота? – серьезно, без улыбки спрашивал Месхи.
Калоев не уставал добродушно смеяться шутке:
– Хорош бы ты был со своими пасами, которых никто, кроме меня, достать не мог…
Одно время в ходу и в почете был термин «тандем». Он подразумевал, что два футболиста не эпизодически, а постоянно, сознательно, разученно связаны друг с другом, причем роли между ними распределены заранее, однако это не смущает тандем, он крепко сшит, оба – мастера своего дела и полностью доверяют один другому.
Такими тандемами были в свои юные годы Стрельцов и Иванов в московском «Торпедо», Красницкий и Стадник в «Пахтакоре», Банишевский и Маркаров в «Нефтчи». Примеры для иллюстрации, они не исчерпывают перечень. Такой тандем нарочно не скроишь, он возникает, когда двое способны и хотят работать на одной волне, когда между ними возникает взаимное притяжение и им в радость дополнять друг друга.
Месхи был неповторимым крайним форвардом. Его обманному движению присвоено наименование «финт Месхи». Проворный, неиссякаемый на уловки, он заставлял зрителей не только восхищаться, но порой и хохотать. И, может быть, непривычный для стадиона смех некоторые тренеры, лишенные чувства юмора, а заодно и чувства прекрасного, ставили Месхи в вину, полагая, что игра его недостаточно практична, отдает цирковым аттракционом. Оригинальность нередко бывает наказуема. Без вины виноватый Месхи получил из-за этого неполную меру признания, на которое вправе был рассчитывать. Он был дискуссионной фигурой на протяжении всех своих сезонов, даже когда находился в сборной страны и получал за рубежом громкую прессу.