Фото на развалинах
Шрифт:
Влетев в магазин, я глянул на полки со спиртным — коньяк в бутылочках по 250 граммов был. Я встал в очередь за ветхим дедком, который тыкался носом в витрину, пытаясь рассмотреть цены на кефир. Перед дедком стояли мужчина и девушка. Продавщица подала им колбасу и печенье. Мужчина обернулся, и я узнал в нём Виктора Валентиновича. Вот так сюрприз! Он положил покупки в пакет, протянутый девушкой, подхватил её под руку и пошёл мимо меня. Наши взгляды встретились.
— Здрасьте, — сказал я ему, разглядывая тем временем его спутницу. Ничего так. И на вид не старая,
— Привет, Елисей. Ты почему без шапки, ты же болеешь? — вторую часть фразы историк сказал вполголоса. Типа: не делаю тебе замечания на весь магазин, мальчик, а так, проявляю заботу.
— Да я уже выписался. А сюда вообще на минуту выскочил. Со дня рождения Зелениной.
— А, — Карбони выдал свою фирменную широкую улыбку, — ну передавай ей привет и поздравления. И всё-таки не сезон ходить с голыми ушами, даже если это на минуту.
Тем временем дедок уже отоварился своим кефиром и подошла моя очередь.
— Коньяк за 170, — сказал я, отвернувшись от историка.
Продавщица молча подала мне бутылку и стала пересчитывать деньги.
Виктор Валентинович хмыкнул:
— Девушка, почему спиртное несовершеннолетнему продаёте? Разве не видно, что ему нет восемнадцати?
Продавщица бросила на прилавок сдачу, буркнув:
— Докажи.
Я затолкал бутылку в карман куртки и радостно сказал историку:
— А пойдёмте в милицию, я заявление напишу, что тут мне спиртное продали, а ваша девушка будет свидетельницей. А то в самом деле — ничего святого, они и детсадовцу водку продадут.
Продавщица злобно на нас посмотрела, а я подмигнул Виктору Валентиновичу и выскочил из магазина. Назад я летел как на крыльях. Ура, у Карбони есть дама сердца. То есть и без того маленькие Наташины шансы стремятся к нулю. Она для историка — лишь девчонка из 10-го «в». И никогда не станет ничем большим! Надо скорее ей открыть глаза.
На бегу я думал, как бы лучше сообщить Наташе о том, что я видел. Потом решил, что лучше я к ней лично обращаться не буду, а скажу всем как ни в чём не бывало. Ну, увидел учителя и увидел. Мне вот, допустим, всё равно, с кем он встречается. Отдышавшись в подъезде, я придал лицу максимально равнодушное выражение и позвонил.
— Мы тебя уже потеряли, — брякнула Алиска, открывая.
Хотя по виду Наташи с Олей этого было нельзя сказать.
— А я с Виктором Валентиновичем встретился, вот и задержался маленько.
Я поставил коньяк на стол и внимательно посмотрел на Наташу:
— Виктор Валентинович передавал Алисе поздравления. А прийти он и правда не смог бы. Потому что у него свидание. Он гуляет с девушкой. Кстати, девушка мне очень понравилась.
Наташа грохнула чашкой об стол и вдруг заорала на меня так, что уши заложило:
— Фёдоров, ты, подонок, ты это только что по дороге придумал, дегенерат! Ненавижу тебя!
После этого она вскочила и побежала в коридор одеваться, а Оля — за ней, пытаясь остановить.
— Чтоб ты сдох, сволочь!
Оля тоже оделась и побежала за Наташей.
А я остался в коридоре наедине с Алиской и в полном недоумении. Реакция Наташи была слишком бурная и неожиданная. Выходило, что она влюблена в Карбони по уши. Или ещё сильней. Ведь я, допустим, люблю её сильно, но, зная, что она любит другого, истерик не закатываю и ни на кого не ору…
— Лесь, ты тоже уйдёшь? — спросила Алиска дрожащим голосом.
— Если хочешь, — ответил я. — Чёрт, первый раз Титову такую злую вижу.
— Я хочу, чтобы ты остался. Ещё есть торт, давай чай попьём.
— Коньяк будем пить. С тортом, — сказал я, — Слушай, а она что, всерьёз в Карбони втрескалась?
— Ну да, — Алиска дёрнула плечом. — Она в Карбони. А ты… в неё?
Удивление во мне зашкалило за все возможные пределы. Никто не знал, что я люблю Наташу. Тем более тупая Зеленина. Я изо всех сил выдавил из себя ироничную улыбку:
— Ты что? Мне Титова вообще никуда не упала. Мне нравится другая девушка.
— Какая? — спросила Алиска с неподдельным интересом.
— Ты.
— Ты врёшь, — неуверенно сказала она.
— А зачем мне врать?
— Не знаю.
Я налил себе коньяка, залпом проглотил его и посмотрел на Алиску:
— Если ты хорошо подумаешь, ты поймёшь, что врать у меня нет причин. Значит, я говорю правду.
Алиска помолчала немного, потом прижалась к моему боку и прошептала:
— А я тебя, между прочим, с первого сентября люблю.
— Видишь, как всё взаимно, — пробормотал я. — Будешь моей девушкой?
— Конечно, да!
Потом всё в моей голове смешалось. Я пил, заедал тортом, обнимал Алиску, потом мы попытались потанцевать, но меня затошнило и я сел на диван, а Зеленина гладила меня по голове липкими ладошками, и от этого тошнило меня ещё больше. Ещё Алиска целовала меня в щёки. Так глупо и по детсадовски, что было смешно. Но поцеловать её как надо я не мог — от её помады меня бы точно вырвало.
Наконец пришла её мать. Что избавило меня от дальнейших мучений — я спрятал в куртку бутылку с остатками коньяка и стал собираться, стараясь казаться трезвым. Естественно, мамаша Зелениной мне не поверила и смотрела очень осуждающе.
Уходя, я услышал вслед Алискино:
— Это был лучший день рождения в моей жизни. Несмотря ни на что!
И худший чужой день рождения в моей, по правде говоря. Но этого я не сказал, а помахал на прощание и, спотыкаясь и держась за перила, пошёл вниз. На улице я кое-как добрался до карусели на детской площадке, присел на её край и вытащил из кармана бутылку. Надо было её или допить или выбросить. Я взболтал коричневую жидкость. Даже мысль о том, чтобы выпить ещё хоть каплю, была отвратительна. Я поставил бутылку на карусель. Бутылка была целая, но всё равно похожа на символ разрушения. Я вспомнил про фотик во внутреннем кармане и сказал себе вслух: идиот!