Фото на развалинах
Шрифт:
Пророк Илья оказался молодым человеком моего роста, с лицом, напоминающим меня, только с длинными волосами, повязанными красной лентой. До пояса Илья был голый и, к ужасу историка, поигрывал кубиками пресса на животе. Трусы, кроссовки и боксёрские перчатки были чистого белого цвета.
— Витя, Витя, с кем ты связался? — ухмыльнулся пророк Илья. — Сейчас я тебя проучу! Выходи на смертный бой.
— Прости меня, Господи, прости меня, Илья-пророк! — взмолился Карбони.
— Нет тебе прощения! — громогласно сообщил Илья и нанёс первый удар снизу в челюсть.
Карбони отлетел на добрый десяток шагов. Затем последовали боковой слева, два хука справа и прямой удар, точно в лоб.
— Так будет с каждым, кто не с нами! — возвестил громовым голосом пророк Илья. Со всех сторон засверкали вспышки фотокамер и одобрительные крики: «Чемпион!»
Илья, словно на ринге, поднял руки — и в следующий момент получил предательский удар по затылку. Это трусливый Карбони поднял обломок строительной арматуры и нечестно напал. Мир стал расплываться, темнеть. Илья дрогнул, зашатался и начал оседать на землю, ощущая лишь сильную головную боль.
Я проснулся. За окном ещё только начинало светать, с неба валилась смесь снега с дождём. Затылок нестерпимо ломило. Вспомнив глупый сон с поединком, я усмехнулся. Жаль, что желаемое легко достигается только во сне.
Во втором сне, увиденном мной в эту ночь, я всё бегал и бегал за Наташей, пытаясь доказать ей, что я не вру и действительно у историка есть девушка. Но Наташа, как в компьютерной игре, переносилась на другой уровень, стоило мне приблизиться. Проснувшись утром, я уже знал, что мне надо сделать: привести Титовой веские доказательства своей правоты. Допустим, фотокарточки. Сделать это мне ничего не стоило: выследить Виктора Валентиновича и отснять. Дел на несколько дней, зато Наташа прозреет, поймёт, что ей ничего не светит, и всё станет по-прежнему, а может, даже лучше.
Первая половина дня протекала у меня ужасно. В основном из-за головной боли, которая не прошла, даже когда я проглотил две таблетки. Второй неприятностью оказалась мать, которая вылавливала меня, стоило мне показаться из комнаты, и пыталась объяснить, что напиваться в пятнадцать лет — это очень нехорошо и я не должен так пугать их с отцом. Мне всё время хотелось сказать, чтобы отстала от соринки в моём глазу и выкорчевала бревно у себя. Но ссориться с матерью было элементарно лень — надо беречь силы на вторую половину дня. Я пропустил школу из-за головной боли, а у историка сегодня есть уроки в «Б» классе. Я планировал выследить его после уроков. Надеюсь, мне будет, что сфотографировать.
К концу школьного дня я вооружился фотоаппаратом, сменой батареек и отправился на наблюдательный пункт — притаился под козырьком здания напротив школьного крыльца. Мокрый снег так и падал, люди мимо ходили с унылыми физиономиями. Ничуть не веселее были те, кто выходил из школы. Я встал так, чтобы не бросаться в глаза, и натянул капюшон куртки чуть ли не на нос. В частности, чтобы не узнали одноклассники — очень не хотелось сейчас расспросов, чего это я не явился на учёбу, а торчу тут. Мне даже удалось увидеть Титову с Зелениной — они вышли, шушукаясь, и пошли вместе. После этого прошло минут пятнадцать, в здание толпами входила мелкота со второй смены, а историка всё не было и не было. Я уже собрался зайти в школу и уточнить, не перепутал ли я расписание. Может, нет у бэшников никакой истории? Но тут Карбони, наконец, появился. У него, как и у меня, не было зонта. Он поднял воротник у куртки и, зажав под мышкой чёрную кожаную папочку, припустил по грязево-снежной смеси. Передвигался историк довольно быстро. На всякий случай я сфоткал его появление на крыльце и ещё пару раз — со спины. Плохо было то, что вспышкой пользоваться было нельзя, и я опасался, что по такой погоде фотки получатся некачественные.
Я бросил последний тоскливый взгляд на подъезд, и тут… Тут из него со скоростью пули вылетел сам Карбони. Уже без пакета, но с газетками и папочкой. Прикидываться шлангом было поздно, историк меня увидел.
— Здравствуйте, — ответил я первое, что пришло мне в голову.
— Елисей? Ты что здесь делаешь?
— Фотографирую окрестности, — сказал я и продемонстрировал фотоаппарат.
— Как интересно… А как твоё здоровье после вчерашнего? — поинтересовался Карбони.
— Нормально, — ответил я и добавил: — А у вас?
— Ну, я коньяк среди недели не распиваю, — сказал историк, — и тебе I не рекомендую.
— Это я не для себя покупал, — ответил я. — Я вообще не пью.
— Правильно, — поверил он. — Однако я тороплюсь, если хочешь ещё побеседовать, то только на ходу. Это если ты не набрёл на уникальный кадр.
Слежка провалилась, и торчать здесь не имело больше смысла, зато в разговоре Виктор Валентинович вполне мог проболтаться о своей подруге дней суровых, к которой наверняка и ходил.
— А вы от своей девушки? — спросил я.
— Не слишком ли пристальное внимание к моей персоне? — историк слегка приподнял брови. — Здесь живёт моя бабушка. Она уже старенькая, и я принёс ей продуктов.
Карбони оказался мастером оправданий, но я не поверил ему. Как-то неправдоподобно звучало. Какой нормальный человек после работы стремглав понесётся к престарелой бабке, чтобы попотчевать её корочкой хлеба? Да ещё и по такой погоде. Хотя, признаться честно, Карбони на нормального и не тянул.
— А я тут ищу места для фотосъёмки, — сказал я, когда мы двинулись по направлению, указанному историком. — Знаете, что в нашем городе самое живописное?
— Что же?
— Развалины, — признался я. — Очень люблю здания разрушенные, грязь.
— Мда, — он явственно хмыкнул. — А что, тоже выбор. Тоже, так сказать, культура, особый стиль.
— Смеётесь, — сказал я, — а, между прочим, сами разве имеете дело не с развалинами?
— Нет, я не смеюсь. В детстве я тоже этим увлекался. У нас недалеко от дома были развалины церкви, огороженные, конечно, но я находил лазейку, пролезал туда и изучал. Очень интересно было, даже фрески старые сохранились. Чуть-чуть…
— И что, церковь эту снесли?
— Нет, отреставрировали. Сейчас действует. А может, я люблю исторические науки, потому что мои предки — это живая история.
— Тогда мне нужно разорваться между экономикой и искусством, — вставил я.
Карбони улыбнулся:
— Фотографией займись. Наверное, хорошо получается?
— Много фотографией заработаешь, — ответил я. — Я металлолом буду продавать.
— Правда?
— А что, вы ходили на развалины и теперь ищете всякое на раскопках, а я буду искать всякое на закрытых заводах, фабриках и прочих заброшенных объектах народного хозяйства.